Также интересно пройти через дневной/ночной цикл за пределами МКС. Центр управления полетом предупреждает астронавтов о том, когда солнце будет вставать или заходить. Если вы когда-нибудь послушаете аудиозаписи разговоров НАСА с астронавтами, которые находятся в открытом космосе, вы рано или поздно услышите эту фразу: «Две минуты до восхода – заката». Это предупреждение экипажа о том, что в ближайшее время им придется опустить или поднять солнцезащитный щиток. На шлеме также есть набор лампочек, которые вы теоретически можете выключать через каждые сорок пять минут, но я своими так и не пользовался. Чтобы нажать кнопки на верхней части шлема и включить свет, потребуется поднять руки вверх, а для этого нужно время и дополнительные мышечные усилия, а я не хотел тратить лишнюю энергию.
Когда солнце встает, бывает очень жарко, температура поднимается примерно до +250 градусов. Я думаю, что это по Фаренгейту, потому что никто не уточнял, по какой системе измерений это определялось. А после захода солнца было –250 градусов, думаю, тоже по Фаренгейту, потому что при –250 °C это был бы абсолютный нуль. Одним из последствий холодной ночи становится сильное замерзание пальцев, как при катании на лыжах. Поэтому НАСА добавило в перчатки обогреватели с аккумуляторным питанием. Они включаются с помощью тканевого язычка на тыльной стороне перчаток, но, чтобы схватить его и дернуть, потребуется изрядное количество усилий. Но я никогда не возился с обогревателями, потому что мои пальцы никогда не замерзали. За исключением одного раза.
Перед каждым моим выходом в открытый космос у нас были брифинги с инженерами, которые находились на Земле. Они рассказывали, когда, по их прогнозам, будет холодно или жарко. Почти для всех моих трех выходов в открытый космос, а это в общей сложности более девятнадцати часов в безвоздушном пространстве, была предсказана хорошая и комфортная погода, за исключением двух моментов – очень холодного и очень горячего. Я отчетливо помню первый: я внезапно сильно замерз и вспомнил, что инженеры по выходам в открытый космос дали точные прогнозы по этим времени и месту. Круто! Я уже было собрался включить обогреватели для перчаток, когда заметил, что Солнце вот-вот взойдет, поэтому решил подождать несколько секунд. Конечно же, как только над горизонтом появился ослепительный свет Солнца, мой озноб моментально исчез. Это было впечатляюще! Миллионы тонн частиц, участвующих в ядерном синтезе каждую секунду, обеспечивают обогрев Солнечной системы! Это заставило меня понять, насколько холодно может быть в большей части Вселенной, вдали от тепла нашего Солнца.
В другой раз я находился рядом с фасадом станции, перед носовой частью «Узла-2», там расположен модуль РМА-2, к которому был пристыкован мой космический шаттл и где в будущем будут пристыковываться капсулы с людьми. Внезапно я почувствовал ни на что не похожую жару, в мое тело как будто начали втыкать иглы с булавками. Тело интуитивно понимало, что это было тепло, но ощущения были другими, как от воздействия энергии инфракрасного излучения: они отличались от обычных ощущений от воздействия горячего воздуха. Это произошло точно в то время и в том месте, которые мне указали инженеры с Земли. Я переместился в сторону, примерно на метр отодвинувшись от потока инфракрасного излучения, которое исходило с угольно-черной поверхности PMA-2 и затем отражалось от блестящего алюминиевого корпуса «Узла-2», и мне сразу же снова стало комфортно. Это было захватывающе – чувствовать внутри своего тела воздействие экстремальной тепловой среды хотя бы несколько мгновений. Казалось, что я походил на муравья, которого двенадцатилетний ребенок стремится расплавить под увеличительным стеклом. Только сейчас сам Бог плавил меня.
Во время трех выходов в открытый космос мне нужно было выполнить две основные задачи. Сначала я прокладывал кабель, как Ларри Кабельщик. Эта работа заключалась в прокладывании силового кабеля и кабеля для передачи данных от центрального узла станции до стыковочных портов и радиоантенн, которые будут использоваться будущими капсулами. В итоге мы установили более 120 метров кабеля. Это больше, чем когда-либо было сделано за один проект. Эта задача была низкотехничной. Мы доставляли на место большие мешки с кабелями, на которые уже была нанесена маркировка и которые уже были уложены в том порядке, в котором их следовало вынимать, а затем прикрепляли мешки у исходной позиции. Первым шагом было подключение одного конца кабеля к электронному блоку. После этого кабель уже был закреплен и не было необходимости привязывать его тросами, что было для нас большим облегчением. Затем мы выкатывали бухту кабеля из мешка для хранения, прикрепляя его к станции каждые 3 метра или около того при помощи проволочных стяжек – кусков жесткой проволоки длиной около 60 сантиметров, которые обматывали вокруг неподвижных конструкций станции, перекручивая их концы, как если бы обвязывали бечевкой буханку хлеба. Разница была лишь в том, что эти стяжки работают в экстремальных условиях космоса и стоимость каждой из них составляет несколько сотен долларов. Низкотехничное решение в высокотехнологичном исполнении – наилучший пример новаторского подхода.
Вторая задача состояла в смазке роботизированной руки станции, которая находилась в экстремальных условиях космической среды уже более десяти лет, и ее сочленения уже начинали понемногу изнашиваться и поскрипывать. А достижение этой цели подразумевало тесную координацию между мной и Самантой Кристофоретти, которая находилась внутри МКС, управляя роботизированной рукой. Я был рядом с воздушным шлюзом, стабилизированный при помощи APFR, вооруженный смазочным пистолетом и инструментами, полностью готовый к работе. Саманта манипулировала роботизированной рукой, которая двигалась прямо передо мной. Мне нужно было нанести смазку на неходовой болт или механизм руки, после чего Саманта быстро вращала ее, чтобы подставить мне следующее проблемное звено. Она так быстро и эффективно управляла роботизированной рукой, что мы смогли нанести смазку на все ее ключевые детали за отведенные нам для этого два с половиной часа. Позднее мне сказали, что это был первый раз, когда команда смогла успешно выполнить все требуемые задачи, и все это благодаря Саманте.
Нанесение смазки было довольно простым процессом, но и тут не обошлось без нескольких смешных ситуаций. Начнем с самого инструмента для смазки. Помните проволочную стяжку? Ну вот: мы взяли ее и распрямили; клейкой лентой для герметизации приклеили к одному концу отвертку, а другой конец согнули таким образом, чтобы получился V-образный лоток, который, как вы уже догадались, мы закрыли изолентой. Таким образом, мы изготовили наш смазочный инструмент, еще одно низкотехничное решение другой высокотехнологичной проблемы. Вооруженный гигантским шприцем для смазки, который был у меня в одной руке, и инструментом для смазки в другой руке, я впрыснул смазку в V-образный лоток, а затем отвернулся, чтобы спрятать смазочный пистолет. Когда я посмотрел обратно, увидел, что смазка исчезла с поддона смазочного инструмента. Я оглянулся, чтобы посмотреть, не подшучивает ли надо мной кто-нибудь из товарищей по команде, но нет, конечно же я был один. Я не стал задумываться об этом, добавил еще смазки и продолжил процедуру, неторопливо обрабатывая каждый из неходовых болтов по очереди. Через полтора часа этого процесса я снова спрятал шприц для смазки в чехол, но на этот раз краем глаза увидел, как смазка медленно выплывает из лотка в темноту космоса. Я думаю, что кричал, как в замедленной съемке: «Неееет», поняв, что произошло с первым кусочком смазки. Я рассказал об этом Хьюстону, который посоветовал не беспокоиться, просто добавить в лоток еще немного смазки и надавить.
