Другой острой проблемой во время повторного входа в атмосферу было обезвоживание, вызванное тем, что жидкость начинала скапливаться в ногах, а это могло привести к ортостатической неустойчивости, то есть к головокружениям при внезапном вставании. Когда вы впервые попадаете в космос, нужно много мочиться, чтобы уменьшить количество жидкости в вашем теле. В невесомости такой проблемы нет, она возникает внизу, «в стране» силы притяжения. Для борьбы с этим у нас была очень продуманная система загрузки жидкостью. Один из специалистов, участвовавших в подготовке миссии, помог нам, подготовив набор напитков, которые мы должны были пить через каждые пятнадцать минут, начиная с момента, когда до посадки останется полтора часа. Мы могли выбрать воду с соляными таблетками, «Поверад»
[10], куриный бульон или любую другую подсоленную жидкость. Не очень вкусно, но это неважно. Когда мы немного задерживались с принятием напитков, коллега напоминал нам: «Окей, ребята, время открывать следующую сумку с напитками» – и так через каждые пятнадцать минут. Однако, когда все уже было закончено, он заставлял меня пить еще. И в результате я дошел до такого состояния, что уже был готов лопнуть – и не забывайте, мы были в наших скафандрах цвета спелой тыквы, пристегнутые к сиденьям, в состоянии готовности для повторного входа в атмосферу, и только с одним подгузником. Я сдался, потому что не хотел, чтобы при снижении что-то пошло не так, и, наконец, мы приземлились. Когда снова оказался на Земле, я чувствовал себя хорошо, у меня не было головокружения или иных болезненных ощущений. А потом я узнал, что товарищ случайно заставил меня пить жидкость по неправильному графику. Я говорю «случайно», потому что он мог, а может быть и нет, кто знает, отплатить мне за определенного рода шутку, которую я сыграл с ним на стартовой площадке; но меня все устраивало, потому что я чувствовал себя хорошо, когда вернулся на Землю, особенно после посещения туалета. Итак, мой совет: в следующий раз, когда вам понадобится вернуться на нашу планету из космоса – пейте как можно больше жидкости.
После посадки шаттла нам с Замбо предстояло выполнить множество процедур как командиру и пилоту. Связаться с Центром управления полетом, привести в безопасное состояние гидразиновые гидравлические насосы, привести компьютеры и электрические системы в соответствующее состояние и т. д. Пока мы были заняты отключением «Индевора», наши товарищи по команде выходили, один за другим. Когда настала моя очередь, я схватил шлем и попытался передать его наземной команде со словами: «Будьте осторожны, эта штука весит более двухсот килограммов!» Это наилучшим образом описывало «прекрасное» состояние, в котором я находился в последующие несколько часов и даже дней – тяжелым казалось все! Когда я наконец-то вернулся в свою комнату и лег спать, всю ночь мне казалось, что одеяло было свинцовым, а я был супергероем, прижатым к кровати гигантским магнитным силовым полем.
Через день, когда я наконец-то вернулся домой, мы с сыном вышли на подъездную дорожку к нашему дому, чтобы немного поиграть в баскетбол. И каждый раз, когда я бросал мяч, я не мог даже добросить его до края кольца, уже не говоря о том, чтобы забросить в него мяч. Я готов был поклясться, что кто-то заполнил наш баскетбольный мяч свинцом в период двух недель моего отсутствия на Земле: возможно, тот самый специалист миссии, который помогал мне с загрузкой жидкости. Я хотел рассказать эту историю президенту Обаме, потому что он такой же фанат баскетбола, как и я, но она вылетела у меня из головы, когда я встречался с ним несколько недель спустя.
Чувство тяжести было не единственной проблемой: я также страдал от головокружений. Через час после приземления мы сняли оранжевые скафандры и надели более удобные синие летные костюмы. После медицинского осмотра мы построились на взлетно-посадочной полосе под «Индевором», а потом начали ходить по кругу. Это был основной послеполетный осмотр, который проходит каждый пилот после приземления. О боже, у меня кружилась голова. Я мог пройти весь круг, но хотел, чтобы рядом со мной был кто-то, на всякий случай, если я вдруг начну спотыкаться и упаду. К счастью, этого не произошло, но ощущения были довольно неприятными. Я заметил, что некоторые из нас чувствовали себя неважно в начале полета в космос (и я был среди них), а по возвращении на Землю плохо себя чувствовали уже другие (не я, спасибо технике «загрузки жидкости). Летный врач всегда говорил мне, что невозможно предсказать, кого будет тошнить при подъеме вверх, а кому станет плохо по возвращении на Землю. Это предположение в некотором роде было случайным. Но, исходя из моего довольно ограниченного опыта, могу подтвердить, что он был прав.
Я не знаю, почему этот вопрос задают так часто, но… «Роняли ли вы вещи после возвращения на Землю?» Моим ответом было громкое: «Да!» Утром, на следующий день после посадки шаттла, я находился в местной гостинице в Коко-Бич вместе с семьей. Я держал в руках бутылку с водой, и когда пошел, чтобы отдать ее кому-то, отпустил ее, чтобы она поплыла по прямой, не учтя, конечно, гравитации. Она упала прямо на землю. Я сделал это рефлекторно, мой мозг привык к тому, что вещи плывут по прямой. К сожалению, здесь, на Земле, это не работает…
После 200-дневной миссии состояние было похожим, но чувство тяжести было менее интенсивно, а головокружение – более сильным. Первый день был очень тяжелым. Состояние было такое, будто я выпил пару бутылок вина. Я мог ходить и передвигаться, но ненавидел это. НАСА изобрело мучительный тест: мы должны были ложиться на живот, а затем как можно быстрее вставать, чтобы проверить свою ортостатическую неустойчивость. Меня также заставляли закрывать глаза и идти по прямой, ставя одну ногу впереди другой, при этом пальцы ног должны были касаться пяток. Это достаточно сложно сделать даже сейчас, но попробуйте выполнить это после почти семи месяцев в космосе! Я сделал это, несмотря на все мучения, которые испытывал, и смог пройти самостоятельно, в тот первый день на Земле, но я действительно хотел, чтобы рядом со мной был человек или хотя бы поручень.
На самом деле то, чего я действительно хотел, это лечь в кровать. Наша капсула «Союз» упала в казахстанской степи и перевернулась на 360 градусов, встав вертикально. Это было гораздо лучше того, как если бы она упала на бок, как это обычно бывает, потому что тогда крепкие рослые парни из русской наземной команды проникли бы внутрь «Союза», вытащили нас и втиснули в «Лей-зи-Бой» (товарный знак раскладного кресла для военных самолетов и космических кораблей), установленный вертикально прямо в пустыне. Однако в редких случаях, когда «Союз» останавливается в вертикальном положении, как это произошло с нами, астронавтам придется вылезать из капсулы самостоятельно через верхний люк. Затем рослые русские парни подхватили нас и усадили в шезлонги. Примерно в течение тридцати минут мы отдыхали, звонили домой по спутниковому телефону, а затем отправились на медицинское обследование. Это был один из самых унизительных моментов за время всего моего полета. Мы были в совершенной глуши, поэтому туалета поблизости не было. Я вылез из скафандра, спустил вниз мои длинные подштанники и помочился в бутылку, в то время как два летных врача держали меня под руки. Впервые два врача удерживали меня в вертикальном положении, пока я мочился. Затем они сделали превентивную внутривенную инъекцию, чтобы восполнить жидкость в моем организме и избежать обезвоживания, как при «загрузке жидкости». Далее был перелет в аэропорт на старом советском вертолете МИ-8 на закате солнца – как же это было красиво!
