Мы болтали друг с другом: разговаривали о детях, которые должны вернуться в школу в понедельник (в тот день была суббота); о том, какая сантехника или компьютеры сломались дома во время миссии; сплетничали о том, кто из отдела астронавтов будет назначен на следующие полеты шаттла, кто был болен, и т. д. Обычные разговоры взрослых людей, ожидающих приземления космического шаттла. НАСА перевело разговоры из центра управления на громкоговоритель, и обычная болтовня экипажа с Землей, а также описание посадки, которое транслировалось по телеканалу НАСА, заполнили пространство. Примерно за пятнадцать минут до приземления экипаж «Колумбии» замолчал. И капком
[11], которым был астронавт Чарли Хобо, сделал несколько вызовов по радиосвязи: «Колумбия, Хьюстон, проверка связи…» Ответа не было. Я не сразу заметил это, потому что мы были заняты светской беседой, но один из членов семьи подошел ко мне и спросил: «Привет, Терри, что происходит? Нет связи?» Я рассеянно сказал, что это нормально, экстремальные температуры при повторном входе в атмосферу могли заблокировать поступление радиосигнала к шаттлу, тем более что он сделал серию S-образных поворотов с креном влево и вправо, чтобы лететь к посадочной площадке. Я заверил его, что все в порядке и мы скоро получим от них известие, и вернулся к нашей болтовне.
Прошло несколько мгновений. Примерно через две минуты воцарилась тишина, все замолчали, гнетущий звук тишины в громкоговорителе преобладал надо всем. Я очень быстро перебрал в своей голове несколько возможных сценариев. Это действительно мог быть сбой системы связи. Но я знал, как много средств связи было установлено на шаттле – у «Колумбии» были радиоканалы для спутниковой связи, а также антенны на земле. Два радиоприемника УВЧ, как на военных самолетах, чтобы поговорить с землей. Обширная система телеметрии, которая обеспечивала центр управления полетом данными, даже если не было голосовой связи. Я понял, что действительно произошло что-то непредвиденное, примерно на L-12 (за 12 минут до предполагаемого приземления). У нас не было ни телевидения, ни радио, ни новостей, и, слава Богу, это были дни, когда еще не было ни смартфонов, ни «Твиттера». Итак, мы сидели там, в полном неведении, и ждали.
Гигантские часы уже показывали отметку L-3 (3 минуты до посадки). Мы знали, что в этот момент уже должны услышать двойной звук рокота орбитального корабля над нашими головами, все еще двигавшегося со сверхзвуковой скоростью на высоте 15 километров. Но не было ничего, кроме оглушительной тишины. Я знал, что радиолокаторы наземного слежения и камеры уже должны были бы передавать увеличенные изображения «Колумбии». И я понимал, что в этот день она не вернется к месту посадки шаттлов (SLF).
Джерри Росс, один из старших астронавтов, посоветовал нам собрать семьи, посадить в автомобили и отвезти в помещения для экипажей в Космическом центре им. Кеннеди. Это была гостиница для астронавтов, где мы ночевали до и после миссий, одевались перед запуском и где встречались с семьями после завершения полетов. Мы все вместе будем там ждать новостей. Когда часы уже почти приблизились к отметке L-00:00:00, я понял, что случилось. Я испытывал огромное сочувствие к людям, которые сказали, что не о чем беспокоиться, когда громадный кусок герметика нанес удар по крылу «Колумбии» через восемьдесят одну секунду после вертикального старта семнадцать дней назад. Мой мозг проанализировал это событие, и я сразу же интуитивно понял, что это и есть причина тяжелой аварии, задолго до того, как стали известны подробности и я увидел трагические кадры с обломками «Колумбии», летящими высоко в небе над Техасом.
Несколько членов семей сели в мой внедорожник, и мы поехали молча. Это были самые длинные пятнадцать минут в моей жизни. Радио было выключено, я не хотел, чтобы они слышали новостной репортаж. Через несколько минут зазвонил мой мобильный телефон. Это была жена, она плакала, увидев новости по телевизору. Я спокойно сказал: «Привет, да, мы слышали, нет связи с "Колумбией", и мы все едем в гостиницу для астронавтов. Мы пока не знаем подробностей, но я дам вам знать, как только что-то прояснится». И быстро повесил трубку, ведя себя так, как будто это все еще остается загадкой. Но после этого короткого звонка я знал, что тайны уже нет. Через несколько минут после нашего приезда, в гостиницу прибыл старший астронавт Боб Кабана и принес печальную новость членам семей и астронавтам из группы сопровождения. «Колумбия» погибла вместе со своим экипажем. Выживших не было.
Я стал членом семейного эскорта для «STS-107» несколько месяцев назад. Мне передали, что со мной хочет поговорить Рик Хасбэнд. Я был новичком, одним из многих, а Рик был старшим астронавтом ВВС и командиром шаттла. Он был большим человеком, а я – никем. Поэтому я сразу предположил, что у меня возникли проблемы, когда узнал, что придется встретиться с ним. Я почувствовал облегчение, когда при встрече со мной его лицо расплылось в широкой техасской улыбке и он заявил, что рад меня видеть. Он хотел, чтобы я был одним из четырех сопровождающих для семей астронавтов его команды. У большинства экипажей шаттлов было только по два сопровождающих, но, поскольку членом экипажа «STS-107» был первый израильский астронавт Илан Рамон, команде была нужна специальная поддержка, чтобы помочь с дополнительным международным контролем. Я был потрясен огромной честью, которая мне выпала. Обычно для выполнения подобных поручений назначают более опытных астронавтов. Я сразу же согласился и взволнованно пошел домой, чтобы поделиться важными новостями. Я чувствовал, что это будет одно из самых важных заданий в моей жизни. Я и понятия не имел, насколько был близок к истине в тот момент.
Следующие несколько месяцев я потратил на то, чтобы получше познакомиться с семьями астронавтов. Моя работа заключалась в том, чтобы помочь им пройти все основные вехи полета шаттла. Сначала подготовка к запуску, потом их сопровождение в центр управления полетом для участия в видеоконференциях (своего рода космический Skype), чтобы они могли быть в курсе выполнения полета, и наконец возвращение семей во Флориду для присутствия во время посадки шаттла. Уже не говоря о том, что надо было оказывать помощь детям в школьных делах и мероприятиях, организовывать вечеринки перед запуском и после посадки шаттла, а также заниматься другими повседневными вещами. Я смотрел на это как на способ сделать все, что требовалось семьям, пока их родные были в космосе. Я знал, что моя семья была бы признательна за такую поддержку, особенно когда придет мое время отправиться в полет.
Экипаж «Колумбии» был особенным. Действительно особенным. Они все очень хорошо справлялись со своей работой. В качестве наблюдателя я присутствовал во время одного из моделирований этапа выведения на орбиту, самого сложного и трудного для астронавта. Я думал, что полеты на одноместных F-16 во время ночных атак были самыми трудными заданиями, которые мне когда-либо приходилось выполнять. Но я так считал только до тех пор, пока не начал тренировки этапа моделирования выведения шаттла на орбиту. Наблюдая за Риком на левом сиденье в роли командира и Вилли Маккулом на правом сиденье в роли пилота вместе с Дэйвом Брауном и Калпаной Чавла в роли специалистов миссии, работающих вместе во время нескончаемых адских сбоев, придуманных для них техником-руководителем системы моделирования, я был поражен. Казалось, что у меня нет надежды когда-нибудь стать таким же хорошим, как Вилли, в качестве пилота или правого пилота. Видеть такую великолепную команду было по крайней мере пугающим, но это высоко поднимало планку, к которой следовало стремиться.
