Наконец, в назначенное время появился сотрудник в костюме и темных очках (не знаю почему, в Белом доме было не так уж светло), с наушниками и в спортивном пальто. Он пригласил нас в Овальный кабинет. Я всегда посмеивался над этими парнями из Секретной службы, потому что они все выглядели так же, как двойники «Людей в черном», «агент Джей» и «агент Кей». Встреча прошла как ожидалось: наш экипаж встал, мы пожали руки и поблагодарили президента за приглашение, затем он улыбнулся, мы несколько раз сфотографировались, и потом он спросил нас: «Каково это, вернуться обратно на Землю?» Замбо сказал: «Терри, почему бы тебе не ответить?» Я ответил президенту, что у меня кружится голова и я ощущаю тяжесть, ну, стандартная фраза. Потом я ударил себя по ноге, потому что хотел рассказать ему историю о том, как через день после приземления я был на заднем дворе и играл в баскетбол с сыном, и мне вдруг стало так тяжело, я бы хрюкнул и показал ему, как изо-всех сил пытался добросить мяч до корзины, это было бы смешно. Думаю, что мистер Обама как баскетбольный болельщик оценил бы эту историю. Ну, что ж, в следующий раз.
После визита в Белый дом мы отправились в Конгресс, где встретились с двадцатью сенаторами и конгрессменами. Но прежде чем получить разрешение на встречу с большими парнями и девчонками, мы отправились в Правовое управление в штаб-квартире НАСА, чтобы пройти инструктаж. Это было довольно противоречивое время для полетов человека в космос, потому что всего за несколько недель до этого глава НАСА Чарльз Болден заявил об отмене программы «Созвездие», плана президента Буша, которая предусматривала полеты на Луну и затем на Марс. После дня инаугурации в 2009 году стало ясно, что в НАСА произойдут большие перемены, и, честно говоря, это не сулило ничего хорошего. Программа «Спейс шаттл» уже близилась к завершению, и последующая программа, которая должна была стать ее продолжением, была отменена, оставляя нас в полной зависимости от российского «Союза», потому только на нем мы теперь могли добраться до МКС. И не было никакого плана или даже концепции полетов за пределы станции. Как если бы я в режиме замедленной съемки наблюдал за поездом, на всей скорости мчащемся к мосту, которого уже не было, и ничего не мог бы сделать. Прошло еще десять лет, прежде чем мы снова отправили астронавтов в космос с американской земли. Сейчас мы пытаемся опять запустить программу освоения Луны, но она будет менее масштабной, чем «Созвездие».
Принимая все это во внимание, я понимал, что мне придется «прикусывать свой язык» во время посещения конгресса. Наши сопровождающие из Правового управления были достаточно любезны, но они сами понимали масштабы катастрофы, которая настигла НАСА. Они были вынуждены придерживаться «официальной точки зрения» и должны были проинструктировать нас относительно того, что мы должны говорить. Наш экипаж решил, что лучше всего будет просто поговорить о нашей миссии на космической станции и следует всячески избегать обсуждения политики НАСА в отношении полетов человека в космос.
Мы двинулись к Капитолию, лавируя между сенаторами, представителями республиканцев и демократов, поддерживавших контакты с центрами НАСА в своих округах, и тех, кто понятия не имел, что такое НАСА. Несмотря на отмену программы «Созвездие», о которой все только и говорили, это был отличный визит – с кураторами из штаб-квартиры, которые выглядывали из-за наших спин. Они были хорошими парнями, но это было похоже на присутствие советского замполита, задача которого заключалась в том, чтобы удостовериться, что мы не позволяем себе неверных политических высказываний. Это было довольно забавно. В некоторой степени.
Когда мы приближались к республиканцу, который разбирался в космической политике, они советовали нам: «Послушайте, мы знаем, что вы не можете сказать, что вы думаете, что отмена "Созвездия" – это катастрофа, что теперь мы будем зависеть от русских, у нас нет плана на будущее и т. д. и т. п.» Было много разглагольствований и бредовых высказываний, и я молча согласился с ними. Я был не одинок в своем крайнем разочаровании. Когда мы побывали у демократов, они были менее откровенны в выражении своего разочарования, но те, в чьих округах были центры НАСА, были явно раздосадованы. Была и третья категория – политики, которые не были заинтересованы в НАСА. У них не было космического выгоды, с помощью которой они могли бы убедить их переизбрать. Это были дружеские, вежливые встречи; мы улыбались, фотографировались, оставляли им фотомонтаж нашей бригады в качестве подарка и шли дальше, почесывая затылки: «Зачем мы только что побывали у этого человека? Это десять минут времени из нашей жизни, которое нам никто никогда не вернет».
Кстати, о фотографиях. Замбо придумал гениальный компромисс относительно синих костюмов. После того, как его в прямом смысле слова засыпали просьбами надеть летный костюм, он договорился, что мы будем брать с собой синие куртки, чтобы надевать их на наши деловые рубашки, и в таком виде будем фотографироваться Это позволило членам Конгресса сфотографироваться со всеми американскими героями-астронавтами в синей одежде НАСА, а мы потом по завершении фотосессии смогли снять летные куртки и вновь вернуться к костюмам и галстукам. Беспроигрышный вариант, который полностью всех устроил. По-моему, Замбо следовало бы стать членом Конгресса. Безусловно, это был один из немногих компромиссов, достигнутых в Вашингтоне за последние десятилетия.
Перенесемся на пять лет вперед к моей следующей миссии, 42/43 экспедиции. Я снова отправился в Вашингтон с послеполетным визитом, но на этот раз вместе с моей коллегой из Европейского космического агентства, итальянским астронавтом Самантой Кристофоретти. По какой-то причине НАСА не пригласило третьего члена нашего экипажа, российского космонавта Антона Шкаплерова, что было довольно невежливо. Также в эту поездку нас не пригласили в Белый дом; в основном такие визиты прекратились после завершения программы «Спейс шаттл». Если только в экипаже не было знаменитостей. Итак, мы с Самантой отправились в Капитолий, где в то время все только и говорили, что о выборах 2016 года.
На этот раз я был командиром, а нас было гораздо меньше. Во время некоторых визитов я был один, поэтому был гораздо более открытым и откровенным, высказывая свое мнение о космической политике, которое было основано на реальности, а не на идеологии. Я высказал свое мнение, которое сенаторы и конгрессмены, казалось, оценили, и со стороны НАСА не было возражений. Одним из ключевых моментов, на который я обратил особое внимание, было то, что космическая политика в первую очередь должна определяться ракетостроением, а не политическим курсом. Под этим я подразумевал то, что мы не можем резко менять космическую политику через каждые четыре или восемь лет только потому, что следующий президент ненавидит предыдущего и хочет следовать другой идеологии. Космос жесток, и его не волнуют политические взгляды, его волнует только второй закон Ньютона, который гласит, что сила равна массе, умноженной на ускорение (F = m × a). И каждый раз, когда я затрагивал тему «ракетостроение против политики», слышал громкие одобрительные возгласы. Один из членов комитета закурил, повернулся к своему помощнику и сказал: «Запишите это», и меня действительно процитировали на слушаниях в его комитете на следующей неделе.
