— Церковь и рейтинг, покачал я головой. — О, двадцатый век, двадцатый век… Соседство противоположностей.
— Ничего здесь противоположного нет… Но мы не об этом. Ты вовремя смылся: начальство рвало и метало. Достанется тебе на орехи!
— До завтра остынут, — отмахнулся я. — А сегодня я на работе больше не появлюсь. У меня правило: одно доброе дело в день. На сегодня лимит исчерпан, да и время уже… Я просто понял, что это не террорист. И обращаться с ним надо было соответственно, а то он мужик простой, сложностей бы не понял, и чего доброго… Но обошлось, и, то хорошо.
— А если б это был террорист?
— К нему бы я не сунулся, — признался я. — Не мой профиль. Я не знаю их законов, принципов, жизни. А тем, чего я не знаю, я не занимаюсь. Так можно только усложнить ситуацию.
— А чего там требуется знать особенного? — в голосе иерея появились нотки, заставившие меня насторожиться. — Такие же преступники, как и все прочие. Бандиты, требующие денег, власти и выполнения поставленных условий. Добивающиеся этого всеми возможными способами. Убийцы.
— Это другое направление, — упрямился я, интуитивно чувствуя подвох. — Я в этом ничего не понимаю, не знаю… И знать не хочу!
— Это ты на всякий случай добавил? — улыбнулся иерей. — Коля, а скажи-ка мне, что бы ты стал делать, если бы… Если б преступники в целях устрашения начали отстреливать офицеров утро? Помнишь, как Ленька Пантелеев?
— Я бы начал показательно отстреливать преступников… В целях устрашения, как маршал Жуков в Одессе.
— Я серьезно.
— А я шучу?..
— Хм… А как ты относишься к братству офицеров вообще?
— Что значит «братство офицеров»? — иронично усмехнулся я. Среди офицеров есть интенданты и коменданты в званиях майоров и полковников, есть начальники складов и канцелярская братия со звездочками на погонах, и я даже знал лично одного майора с интересной должностью: «начальник пионерского лагеря». Если эту должность занимают люди, вышедшие на пенсию, или по состоянию здоровья я понимаю, но когда это обычные наглые и жирные канцелярские…
— Тихо-тихо-тихо, — похлопал меня по плечу иерей. Праведный гнев «боевого» офицера я понял. Но я о других офицерах. Знающих, с какой стороны у автомата прицел и чем пахнет иприт.
— А почему ты спрашиваешь? Хорошо отношусь… Странный вопрос.
— Ничего странного. Этот вопрос, так сказать, прелюдия. Позавчера я отпевал одного парня, капитана внутренних войск, участвовавшего в боевых действиях на территории Чечни…
— Да, это по-настоящему погано — хоронить молодых парней. Грязная эта война, когда-нибудь то, из-за чего она началась, всплывет на поверхность и осядет на тех, кто ее развязал.
— Он был убит не в Чечне. Его застрелили возле подъезда собственного дома, когда с женой и дочерью он возвращался после выходных с дачи. Машину расстреляли в упор, из автомата. К счастью, женщина и ребенок не пострадали. Парень прекрасно знал, на что способны пули из автомата Калашникова, и, уже раненный, выскочил из машины, отводя огонь от жены и ребенка. Они остались живы… А в него было выпущено две обоймы.
— Поганая история, согласился я.
— А его друг рассказал мне, что незадолго до этого, дней за тридцать, погиб еще один офицер, отличившийся в Чечне. Они даже были знакомы между собой по боевым командировкам. Этого взорвали в машине, когда он ехал записывать интервью для радио. Я заинтересовался одним общим, связывающим эти убийства звеном. Но об этом чуть позже. Вчера я проверил через старых знакомых по угро, сколько еще аналогичных убийств было в городе за последние три месяца. Оказалось, пять. И три из них, вне всякого сомнения, являются результатом деятельности одного или группы киллеров. Это серийные убийства.
— Очень интересно для ФСБ или «убойного» отдела, сказал я. — А вот зачем ты мне это рассказываешь? На впечатлительного ты не похож, да и впустую языком молоть не станешь… И все же заинтересовался этим делом. Что-нибудь слышал или догадываешься?
— Догадываюсь, — кивнул Разумовский. — Здесь сложно не догадаться, когда тебя всеми силами к этой мысли подталкивают. Это акция устрашения. Рядом с каждым убитым лежал лист из Корана. Все убитые — отличившиеся в Чечне офицеры, за исключением одного журналиста, написавшего ряд довольно едких и изобличающих статей об этой войне.
— Значит, этим делом уже занимаются спецслужбы. У тебя есть какая-то дополнительная информация? Нет. — Тогда нет смысла и возвращаться к этому. Тема и без того болезненная, чтоб трепать лишний раз. А на сегодня мне террористов хватит.
— Я просто подумал, что ты захочешь присоединиться и поучаствовать.
— Поучаствовать? — переспросил я. — В чем?
— У меня есть очень интересная идея, — сообщил иерей. Уж больно меня задела за живое эта история. Я все же немало пороху понюхал, будучи офицером спецназа, и просто сочувствовать, не могу. Если все так, как я эту историю понимаю, то мой план может и сработать. Не получится — так не получится, но попытаться я хочу. Независимо от того, согласишься ты или откажешься, но я это сделаю.
— Если идея хороша, почему бы не попытаться? Только почему ты не хочешь подарить ее спецслужбам?
— Я дам им возможность поучаствовать. Тем более что без них мой план не сработает. Но идея моя, и в сторону я не отойду. Просто я подумал, что ты захочешь присоединиться ко мне в таком деле.
Я подумал и согласился:
— Это и впрямь единственный случай, когда я не стану спорить с тобой. Считай, что завербовал добровольца. Только расскажи сперва, чтобы собираешься делать. Дело не такого порядка, чтоб шутить с ним.
— Я думаю попытаться взять его «на живца», — сказал иерей. — Исключительно как в хорошей охоте или на рыбалке. Это акция устрашения, предпринятая боевиками Чечни, для психологического давления на офицерский состав действующих в боевых районах групп российских войск они показывают, что знают фамилии и места жительства отличившихся на этой войне офицеров. Либо они и впрямь покупают сведения у какого-то ублюдка при штабе, либо ориентируются по газетным публикациям, а потом устанавливают места жительства через ЦАБ. НО как бы там, ни было, за газетными публикациями они следят однозначно, об этом говорит смерть журналиста. Могу предположить также, что действующий здесь человек вряд ли является чеченцем слишком заметно. Скорее всего, наемник из русских. Невыгоден даже камикадзе, им нужна длительная и жестокая акция, а не разовая месть. К тому же через все дело проходит отличительная деталь.
— Лист из Корана?
— Он объединяет убийства и наталкивает на определенные выводы. Также это хорошая пища для журналистов. Пока информация «заминается», но когда-нибудь прорвется, и вот тогда поднимется большой шум. Представляешь, каково будет парням уходить на войну, зная, что их семьи в опасности? Есть и еще кое-что. Все убийства приходятся на самые благоприятные для жертв моменты — отдых, развлечение, признание или награждение. Это придает им наиболее «яркую» окраску… Вот все, что я понял из замысла преступника. И, пожалуй, еще интенсивность убийств. Они следуют одно за другим. Убийца явно не маньяк, так как отдает себе отчет в том, что серийного убийцу вычисляют за счет увеличения количества свидетелей, составления психологического портрета, почерка, ну и всего того, что можно собрать в единое целое из каждого конкретного случая. Потому он и торопится нанести основной удар сейчас, пока про него практически ничего не известно. В дальнейшем он будет действовать куда как реже, осторожней и выверенней. А я предлагаю нанести удар именно сейчас. Найти офицера, про которого в прессе было больше всего репортажей, связанных с боевыми действиями, и…
