Не могу не вспомнить отрывок студента-немца Зигфрида Кюна «Заксенхаузен». В нём я играл советского солдата-военнопленного. В книге Волянской об этом есть. А мне эта постановка памятна ещё и в силу той болячки, которая саднила в душе после мандатной комиссии («принят условно и должен освободиться от штампов самодеятельности»). Так вот, болячка прошла в одночасье. После дифирамбов, на которые мастер всегда был щедр, прозвучавших в адрес режиссёра и мой, Сергей Аполлинариевич обратился с призывом к студентам:
– Курс! Равнение на Кюна и Никоненко. Этот отрывок, вне всяких сомнений, мы покажем на зимней сессии.
В сердце моём зазвучало: «После таких слов не расстаются!» – а в голове утвердилась мысль: «Не успокаиваться и штурмовать профессию дальше».
К нам на курс стал захаживать взрослый уже парень, который завершил своё режиссёрское образование и был как бы не у дел. Скуластое лицо, глубоко посаженные глаза грустны, говорит мало – больше слушает. Звали его Вася, а фамилия – Шукшин. Про него говорили, что он талантливый артист и уже снялся у Хуциева. Самостоятельных режиссёрских постановок ему ещё не доверяли ни на студии им. Горького, ни на «Мосфильме», а на республиканских студиях он работать не хотел. Шукшин учился в мастерской у Михаила Ильича Ромма, его однокурсниками были Андрей Тарковский, Александр Митта, Валентин Виноградов, Владимир Китайский (про Китайского говорили, что он самый талантливый на курсе).
В конце ноября на большой перемене ко мне подошла секретарша из деканата постановочного факультета и сказала, что накануне допоздна длилось заседание кафедры, и после обсуждения экранных студенческих работ заговорили о студентах-актёрах: кого ВГИК набирает и кого выпускает. Марина Петровна Ханова высказалась, что не видит творческой перспективы у некоторых студентов, в частности таких, как Никоненко.
– Какую роль может сыграть в кино этот «шпингалет», не говоря уже про театр – его со сцены видно не будет. Неужели при конкурсе двести человек на место невозможно было отобрать высоких, красивых парней? Настоящих героев?..
Сергей Аполлинариевич ей возразил, что Чаплин тоже невысокого роста и этот свой недостаток превратил в достоинство. И ещё добавил:
– А потом, насколько мне известно, люди растут до двадцати пяти лет, так что у Никоненко есть ещё семь лет в запасе.
Сообщив эту новость, секретарша пожелала:
– Так что давай расти в прямом и переносном смысле.
А я про себя подумал: «Дурачина ты, простофиля! Зачем ты накануне похвастался Марине Петровне, что пять лет занимался художественным словом в студии у Анны Гавриловны Бовшек? Кто тебя за язык тянул?»
Второй раз в свой адрес я услышал: «Его со сцены видно не будет». Надо расти… Замерил свой рост – один метр шестьдесят четыре сантиметра. Стал по утрам вытягиваться – зависать, ухватившись за притолоку антресоли, сколько руки могли держать. В институте на переменах ходил в спортивный зал и висел там на перекладине шведской стенки. Тянулся, вытягивался.
ВГИК как улей гудел и бурлил как молодое, неперебродившее вино. Повсюду – в аудиториях, в холлах – что-то изобреталось, превращалось в мыслеформы, достигало стадии материализации… И бесконечные споры до хрипоты в фойе второго этажа. Самыми заядлыми спорщиками и ниспровергателями были режиссёры и сценаристы. В центре клубка спорщиков, облокотившись о подоконник, стоял авторитет – Баадур Цуладзе. Чопорные интеллектуалки с киноведческого в этих дискуссиях не участвовали. Также и замкнутые операторы, и просветлённые художники не удостаивали этот «ареопаг» своим вниманием.
В актовом зале устроили просмотр картины киностудии «Мосфильм» «Баллада о солдате». Потом в длинной 317-й аудитории состоялось обсуждение с участием режиссёра Григория Чухрая и актёра Евгения Урбанского. Рядом с ними сидели исполнители главных ролей – студенты 2-го курса актёрского факультета ВГИКа Володя Ивашов и Жанна Прохоренко.
Какой хороший фильм они сняли! Всю душу он мне разбередил – и война, и романтика. И просто! И как доходчиво.
Многие картину хвалили, но высказывались и встречные мнения. Один оператор критиковал изобразительное решение и даже договорился до отсутствия такового; доказывал, что после Урусевского, после «Журавлей», так, как снята «Баллада», снимать нельзя, что так снимали во времена Ханжонкова. Парня поддерживали его однокурсники, сидевшие в конце аудитории. Один из них – здоровый, спортивный, с чёрными, как угли, глазами – устроился на столе, поставив ноги на сиденье впереди, и отпускал реплики с интонацией, не терпящей возражений. Это был Юрий Ильенко, муж Ларисы Кадочниковой с четвёртого актёрского.
А один киновед, не увидев в «Балладе» конфликта, с умным видом отстаивал собственные заблуждения. Над бедолагой смеялись. Он так часто повторял слово «конфликт», да ещё без «н» – получалось «кофликт», что собравшихся это от души веселило. Оратора иногда из-за дружного смеха совсем не было слышно. Рассуждая о пагубности «бескофликтного» кинематографа, он запутался в собственных мыслях, очень трудно было и ему самому, и слушателям переварить всю эту кашу. К нему надолго потом прилепилась кличка Кофликт.
Володя Ивашов и Жанна Прохоренко в одночасье стали знаменитыми артистами. Продолжали свою учёбу в институте также уже вкусившие первую славу в кино Тамара Сёмина, Людмила Марченко, Светлана Дружинина и Наталья Кустинская.
На занятие по мастерству вместе с Герасимовым, Макаровой и Лиозновой пришла красивая блондинка. Сергей Аполлинариевич представил:
– С вашим курсом овладевать актёрским мастерством до весны будет артистка цирка, укротительница тигров Маргарита Назарова. Будущим летом ей предстоит со своими «котятами» сниматься в фильме. Роль главная, поэтому Маргарита изъявила желание познакомиться с азами актёрского творчества. Я прошу вас обратить внимание на её ответственное отношение к делу – это, пожалуй, отличительная черта артистов цирка. Цирк не прощает приблизительности: или ты идёшь по проволоке, или падаешь вниз.
Маргарита оказалась человеком добрейшим и простодушным, без малейшей тени звёздности. Она как-то сразу стала своей, родной. Заслуженная артистка РСФСР играла с нами в отрывках, приносила нам пригласительные на цирковые представления, угощала нас шашлыком. Кто-то из наших пошутил: «У тигров мясо отняла?» Шашлык был вкуснейшим, да ещё с зеленью, да ещё красное вино к нему. Праздник!
А у нас к этому времени наметилась своя традиция – свой праздник. Предпосылка была такая: Тамара Фёдоровна на одном из занятий дважды употребила слово «лапидарно». После этого Витя Филиппов предложил скинуться по рублю и отмечать этот день – День «лапидарно». Его предложение сразу же подхватили, и тут же развернулся мини-банкет с нехитрыми яствами и напитками – водочка, колбаса, хлеб. Быстро и чётко, как высеченное в скале «лапидарно» – это слово дружно чеканили все, поднимая стаканы и дружно чокаясь. Лапидарный пятиминутный банкет.
Случалось нечасто, но когда наша любимая Тамара Фёдоровна произносила «лапидарно», все разом оживлялись – сигнал дан. Где хочешь, а рубль ищи. И укротительница тигров Маргарита, и будущий классик кино и литературы Шукшин включались с нескрываемым удовольствием в банкет по поводу «лапидарно».
