И опять Каллену пришлось основательно поднапрячься, чтобы задавить рвущийся на свободу из его собственных недр смешок. Задача, надо сказать, не из простых. Тем более, когда все нервы натянуты до предела, а легче не становится даже от подобных комичных ситуаций.
– С удовольствием, моя монна. Но, если что, я пока тут и могу подсказать парочку дельных вариантов.
– Спасибо, конечно, за предложение, но, постараюсь справиться как-нибудь сама. Всё равно он для меня сейчас, как пятое колесо – пристроить некуда, да и не к чему.
– Отправьте его временно в переднюю, а там уже решите, что будете делать с ним дальше.
– Не проще ли отправить его в служебную часть домуса? Где он там до этого провёл сегодняшнюю ночь?
К удивлению мужчины, служанка не сразу ответила на вопросы своей хозяйки, видимо, всерьёз задумавшись над ними ненадолго. Правда, как вскоре выяснилось, её недолгое молчание было связанно с совершенно иным событием.
– Моя монна, со мной только что связался дежурный смотритель. Ваш отец просит вам передать, чтобы вы спустились в изумрудную гостиную для встречи с недавно пришедшим к вам гостем. Точнее, с командором Акерли.
И, судя по напряжённому голосу Тамии, данная новость как-то быстро поубавила в ней и весёлость, и недавнюю смелость в разговоре с молодой хозяйкой.
Лалия тоже довольно резко обернулась в её сторону, словно поначалу не поверила в услышанное.
– Эвис? Здесь? У нас дома? Его же вроде не было на Ордике больше месяца. И вчера уж точно!
– Ну, уж я-то определённо ничего не могу сказать на этот счёт. О таких подробностях расспрашивайте его сами. Кстати, что вы наденете на встречу с ним?
– Я вообще-то ещё не давала согласия на то, что хочу с ним встречаться. Я между прочим занята, как ты видишь? Пытаюсь пристроить навязанного на мою голову раба.
– Ваш отец лично попросил, чтобы вы спустились, хотя бы на несколько минут.
– Одна?
– В смысле, одна? – Тамия не сразу поняла вопроса хозяйки.
– Он просил меня спуститься одной, без чьего-либо сопровождения? Потому что у меня нет никакого желания оставаться с Акерли наедине. А мне почему-то кажется, что он хочет именно этого.
– Не думаю, что кто-то может вас заставить это сделать. И про то одной вам спускаться или с кем-то речи не шло.
– Что ж, прекрасно!
Лалия снова повернулась лицом к Каллену, и её коварный блеск в потемневших до тёмной морской бирюзы глазах почему-то совсем не понравился рабу. Может от того, что она впервые посмотрела на него, как на некую вещь, а не на живого человека, которую можно использоваться в своих личных целях, не спрашивая для этого ни у кого разрешения?
«Как ты там, зверёныш, ещё живой? Хотя по всем медицинским показателям даже слишком. Во всяком случае, приношу тебе свои искренние поздравления. Часть главного экзамена ты сдал на твёрдую троечку. Но ты ведь понимаешь, что всё это в действительности не значит ровным счётом ничего? Одна незначительная или до банальности глупая ошибка, и тебя тут же спишут в утиль. Так что будь начеку постоянно и не думай, что если я подолгу молчу, то не слежу за тобой. Я всегда за тобой слежу, раб. Всегда!»
И вновь зазвучавший в голове голос главного надзирателя резанул по нервам невидимой бритвой, ухудшая и без того тяжёлое состояние Каллена. Как некая напоминалка о том, что ни о каких поблажках ему в этом доме мечтать не придётся. Если юная хозяйка будет держаться от него на постоянной дистанции, то ожидать подобного к нему отношения от других домочадцев едва ли придётся. А уж в первое время и подавно.
Глава 16
Конечно, она не стала объяснять, зачем взяла с собой на встречу с командором Акерли подаренного ей раба. Если так подумать, то, во-первых, это не имело никакого практического смысла, а, во-вторых, Каллену там действительно нечего было делать, кроме как стоять в сторонке неподвижным истуканом и пялиться всё это время в пол.
Но монна Лалия так пожелала, и никто, даже её родной отец, не мог ей сказать что-то в супротив, в том числе и сам Эвис. По существу, она так поступила как раз из-за самого командора, с которым не желала оставаться наедине ни за какие уговоры. Каким бы галантным собеседником и преданным другом он бы ни был и сколько бы не дарил ей подарков (начиная с её десятилетия, когда они только-только впервые познакомились), он всегда вызывал у девушки неоднозначные чувства. И, по большей части, далеко не самые приятные.
Тем более, он был старше её на пятнадцать лет и начал выделять её среди свёрстниц едва не с первых дней их знакомства. Естественно, он никогда ничего плохого ей не делал, но его взгляд пронзительно ярких голубых глаз (уже в те годы казавшийся ей каким-то полумёртвым или бесчувственным), ещё и постоянно серьёзное выражение лица вызывали в Лалии чувство необъяснимого страха. И с каждым пройденным годом Акерли словно становился с одной стороны вроде как улучшенной, а с другой – ещё более ужасающей версией самого себя. Особенно когда возвращался с очередной военной экспедиции или спецзадания из горячих точек исследованных (а некоторых до сих пор ещё исследуемых) галактик.
Однажды он так вернулся с очень серьёзным ранением, после которого ему пришлось едва не по новой восстанавливать немалую часть мышечных тканей и кожаного покрова, в том числе и на лице. Само собой, тело ему подлатали практически до первоначального вида. А вот со своей щеки под правым глазом он почему-то не захотел удалять небольшую сетку шрамов. Они, к слову, и по сей день украшали его, как и прежде красивое лицо, придавая его внешности брутальной мужественности и бронированной жёсткости. Хотя, если сравнивать его сегодняшнего и десятилетней давности, отличия были весьма существенными.
– Моя монна! Каждый раз, когда тебя вижу, готов буквально задохнуться от восхищения! Кажется, что быть краше, чем ты уже есть, просто не возможно. Но ты не перестаёшь меня удивлять при каждой нашей новой встрече. Не откроешь мне случайно своего фирменного секрета, как ты это делаешь?
А ещё он любил её шокировать подобными комплиментами, когда они встречались, как сейчас, хоть и не слишком часто. Зато потом эти встречи впивались в память на очень долгое время и даже преследовали её во снах лёгкими кошмарами. Вроде бы какими-то незначительными деталями, но всё равно вызывающими не самые приятные эмоции.
Например, как белозубая улыбка Акерли, вроде бы и красивая, но захватывающая дух вовсе не своей неестественной красотой (насколько помнила Лалия, у Эвиса от собственных зубов остались лишь одни воспоминания). Или его яркие и в то же время безжизненные глаза. Сколько бы она в них не смотрела, пробиться за их защитный барьер было просто нереально. И чтобы он при этом не говорил, он никогда и никого не пропускал через него – не подпускал к своей скрытной душе. Если, конечно, она у него была.
– Хватит тебе, Эвис. Почему ты не можешь обойтись без всего этого? Ты же знаешь, как я не люблю всех этих пафосных комплиментов. Я не моя мать, а ты уж точно не мой отец, которого хлебом не корми, дай только наплести кому-нибудь в уши витиеватых дифирамбов.
