– Я сказала, ХВАТИТ! Инграм! Выключи! Сейчас же!
Но главный надзиратель и не думал смотреть в сторону своей молодой хозяйки, невозмутимо взглянув на мэтра Рэдлея, в ожидании дальнейших указаний от самого главного здесь человека. Тот задумчиво и, тоже не глядя на сходящую с ума от истерики дочь, наконец-то кивнул дору, и Инграм только тогда отключил на голографическом экранчике своего широкого браслета нужную опцию, связанную с ошейником чудом выжившего раба.
– Ты что творишь? Ты совсем из ума выжил?
– Он только что совершил попытку на меня наброситься, Лия! – мэтр и сам вдруг впервые повысил свой голос настолько, что его, возможно, могли теперь расслышать и в самой дальней части дома. – Или ты думаешь, я спущу ему подобную выходку с рук? И сколько раз я должен тебе напоминать о том, что ты от него ОТКАЗАЛАСЬ? Он больше тебе не принадлежит. Он МОЙ! И я вправе делать с ним всё, что только не пожелаю, даже могу собственноручно резать его на ремни и мелкие кусочки. Ты свой выбор сделала, так что не мешай мне наслаждаться тем, что я вытворяю со СВОИМ спальным рабом! А вы чего стоите соляными столбами? Закончите то, что начали. И распишите ему славную мордашку так, чтобы его и родная мать не смогла признать. Теперь я хочу, чтобы на нём ни единого живого места не осталось. Выполняйте!
Каллен так и не потерял к тому моменту сознания, но подрезало его основательно, так что ни о каком дальнейшем сопротивлении речи уже не шло. Он и без того чувствовал себя так, будто его пропустили несколько раз через мясорубку, из-за чего его сердце неоднократно останавливалось, запускаясь заново с каждым разом с явной неохотой. Так что его мутило, трясло и выворачивало наизнанку именно буквально. И когда Тарт с дором Играмом (дружно забывших о валявшемся неподалёку Сесиле) начали избивать его ногами и вспомогательным ручным оружием (слава предкам, хотя бы не холодным), он уже почти ничего не чувствовал. Тело глушило методичные удары сразу двоих палачей благодаря всё тому же адреналину и полусознательному состоянию. Он даже не всегда различал, куда его били, но вроде как хруста костей пока ещё не слышал. Да и длилось эта пытка на деле не так уж и долго. Кажется, всего несколько минут, а может только одну…
– Я сказала, хватит! Не трогайте его! Отойдите от него, животные! Это вы дикари! ВЫ! Ненормальные садисты!
И уж чего он точно не ожидал в те секунды, так это разъярённого голоса монны Лалии прямо над своей головой, выбежавшей в перестиль взбешённой гарпией и набросившейся с ходу на двоих огромных надзирателей. Как ни странно, но те остановились едва не сразу, хотя и не спешили отходить от Каллена, видимо, ожидая всё тех же распоряжений от более главного здесь мэтра.
– Психи! Бездушные твари! Вам скажут избить собственных детей, вы и это сделаете? Как тебе вообще могло прийти такое в голову, устроить посреди дома публичное линчевание? Ты ненормальный, да?..
Но и это оказалось не самым безумным, что сделала тогда девушка, а то, как она опустилась на колени перед рабом, чтобы защитить его собственным телом, ревностно хватая того за плечи трясущимися руками и буквально закрывая собой от стоящих над ними мужчин. Правда, смотрела она в это время на своего отца, видимо, готовясь сделать нечто более невероятное, чем за несколько секунд до этого.
– Прикажи своим цепным псам уйти! Сейчас же! Или я за себя не ручаюсь.
– Моя малышка Лия наконец-то выпустила коготки и показала зубки? – ответная, почти восхищённая усмешка Шейна Рэдлея должна была уж точно вызвать шокирующее потрясение даже у видавших виды. Он и смотрел на свою рассвирепевшую не на шутку дочь с нескрываемой гордостью или же непомерным самодовольством.
– Ты вконец спятил? Или по-твоему это смешно? Потому что в отличие от тебя, я не шучу!
Глава 23
– Кажется, я тебе уже всё сказал и всё объяснил. Что конкретно в моих словах тебе показалось непонятным?
– То, что ты, ради достижения своих безумных идей готов убить или покалечить ни в чём неповинного перед тобой человека! Так вот ты чего добиваешься, да? Демонстрируешь мне пределы своих чудовищных возможностей в столь унизительном для любого спектакле? И если бы пришлось зайти ещё дальше, ты бы и не думал останавливаться.
Мэтр Рэдлей вдруг спустил со скамьи вторую ногу, принимая сидячее положение, облокачиваясь одной рукой о бедро и слегка нагибаясь в сторону девушку. Всё это время он не спускал с её взбешённого лица своего надменного и не реагирующего ни на какие обличения взгляда бездушного демона.
– Нравится тебе это или нет, Лалия, но это такая же неотделимая часть не только моего кастового, но и твоего тоже, дочка, статуса. Это то, что мы есть! Считай, наша сущность, без которой тебя никогда не примут в наше высшее общество. И не думай, что ты можешь что-то изменить подобными, как сейчас выходками. Ты первая совершила этот шаг – подставила доверенного тебе раба под неизбежное наказание. И не притворяйся, будто ты ни о чём таком не догадывалась. Ещё как догадывалась, просто надеялась, что я это сделаю где-нибудь в таберне, или даже на цокольном этаже, а может и на самом нижнем, куда ты всегда так боялась заглядывать. Как можно подальше от твоих чутких ушек и сердобольного взгляда. Да, сегодня я немного перешёл границу, но только для того, чтобы показать тебе наглядно, чем заканчиваются все твои отказы от моих щедрых подарков. Чтобы ты наконец-то увидела, к чему приводят твои бунтарские взгляды, за которые ты так и не научилась нести никакой ответственности. Хотя, мне, если честно, откровенно на них плевать. Всё равно ты ни на что большее не способна. Все твои радикальные выходки на том и заканчиваются – очередным побегом от своих обязательств и зарыванием головой в песок. Просто ответь мне сейчас сама! Что изменилось за последние годы в моей и твоей жизни? Или ты не знала, кто я такой и чем иногда занимаюсь? Ты всё обо мне знала! ВСЁ! Единственная разница, увидела сегодня столь неприглядную для тебя сторону мой повседневной жизни собственными глазами. Вот и всё, моя милая. Так что не стоит смотреть на меня как на исчадие ада, обвиняя попутно во всех смертных грехах. В этих грехах есть и толика твоего личного участия, моя дорогая.
За всё время шокирующего монолога мэтра его голос ни разу дрогнул и не сменил изначальной тональности ни на йоту. То же можно было сказать и о его демоническом лике, не реагирующем вообще ни на что. Даже на слёзы собственной дочери, которая успела продемонстрировать на своём оцепеневшем личике весь спектр пережитых ею эмоций – от полного неверия, до принятия своей вины за происходящее.
– Повторяю в последний раз. Ты отказалась от него, аргументировав свой отказ тем, что не можешь переступить какие-то там свои исключительные принципы. И я принял твой отказ, ведь для тебя неприемлемо иметь постельных рабов. В чём тогда проблема именно сейчас?
– В-в… в том! Что я передумала! – похоже, Лалия выпалила свой ответ, не до конца осознавая, что вообще говорила.
И, судя по всему, её отец сам не ожидал услышать от неё нечто подобное, слегка от удивления приподняв брови и скривив губы в не верящей усмешке.
