Он мысленно пожал плечами. Усталость гасила все посторонние мысли. Единственное, чего ему хотелось – поскорее лечь спать.
– Я потом тебе расскажу, что случилось.
– Догадываюсь, – ответил Фобо. – Ожог у тебя на руке нужно обработать. Яд ночного летуна очень неприятен.
Хэл послушно, как дитя, пошел в квартиру кувыркуна и дал приложить к руке охлаждающий бальзам.
– Вот теперь шиб, – сказал Фобо. – Иди спать. Завтра расскажешь обо всем.
Хэл поблагодарил и спустился на свой этаж. Ключ дрожал в руке. Наконец, помянув всуе Сигмена, он попал в скважину. Закрыв и заперев за собой дверь, он окликнул Жанетту. Видимо, она пряталась в шкафу, том, что был в спальне, потому что хлопнула сперва одна дверь, потом другая. И вот она уже бежит навстречу, вот обхватила его руками.
– О монаму, монаму! Что случилось? Я так волновалась! Мне хотелось завопить – ночь на исходе, а тебя все еще нет!
Несмотря на чувство вины – заставил девушку страдать, – он не мог не ощутить некоторого удовольствия, что он ей не безразличен, что она за него волнуется. Мэри, пожалуй, могла бы посочувствовать, но, послушная долгу, она скрыла бы свои чувства, а Хэлу сделала бы выговор за нереальный образ мыслей и полученную в результате травму.
– Там была драка.
Он решил ничего пока не говорить о гаппте и ночном летуне. Позже, на трезвую голову, придя в себя, он все расскажет.
Она распутала завязки его плаща и скинула капюшон, сняла с него маску. Повесила их в шкаф в прихожей, и Хэл, рухнув в кресло, закрыл глаза.
Через секунду он распахнул их, услышав звук льющейся жидкости. Жанетта стояла перед ним и наполняла из бутылки высокий стакан. От запаха жукосока по внутренностям прошла судорога, а от вида красавицы, собирающейся пить эту тошнотворную дрянь, его кишки свернулись, как потревоженные червяки.
Жанетта посмотрела на Хэла, тонкие дуги бровей приподнялись.
– Кьетиль?
– Ни в чем! – простонал он. – Все хорошо.
Она поставила стакан, взяла Хэла за руку и повела в спальню. Там она его усадила на кровать, ласково надавила на плечи, чтобы он лег, сняла с него туфли. Он не сопротивлялся. Расстегнув на нем рубашку, она погладила его по голове.
– Ты и правда нормально себя чувствуешь?
– Шиб. Могу задать взбучку всему миру – одной рукой, если другую за спину привяжу.
– Ладно.
Кровать скрипнула – это Жанетта встала и вышла из комнаты. Хэл стал погружаться в сон, но был разбужен ее возвращением. Она стояла над ним со стаканом в руке.
– Хочешь глотнуть, Хэл? – спросила она.
– Великий Сигмен, ты что, не понимаешь? – Ярость, будто пружина, распрямила его тело, он сел. – Ты не поняла, с чего меня мутит? Я эту дрянь на дух не выношу, меня от нее выворачивает! И ты мне ее суешь? Да что за идиотка!
Глаза у Жанетты распахнулись, кровь отлила от лица, и губы казались красной лунной дорожкой на белом озере. Ее рука задрожала, из стакана плеснуло на пол.
– Но я… – задохнулась она, – я думала… ты сказал, что нормально себя чувствуешь. Поэтому… я думала, что ты хочешь лечь со мной.
Ярроу застонал, закрыл глаза, лег, стараясь максимально комфортно поместить свое усталое тело в кровати. О Сигмен, неужели эта девушка воспринимает все так… буквально? С ней придется повозиться, им предстоят долгие, да, очень долгие часы обучения. Не выдохнись он сейчас до последнего предела, его бы шокировало ее открытое предложение – совсем как Алая Жена в «Западном Талмуде» соблазняла Предтечу.
Но он не чувствовал себя шокированным. И более того, тихий внутренний голос нашептывал, что она лишь высказала посредством грубых и непроизносимых слов то, что он в сердце своем планировал все это время.
Да, но вслух!!!
Его мысли разлетелись от звона разбитого стакана, он резко сел.
Жанетта стояла с перекошенным лицом, красивые губы тряслись, слезы бежали из глаз. Рука у нее была пуста, а на стене расплылось мокрое пятно, с которого на пол скатывались капли.
– Я думала, ты любишь меня! – крикнула она.
Он глупо заморгал, не зная, что сказать. Жанетта резко повернулась и вышла из комнаты.
Слышно было, как она прошла в прихожую, громко рыдая. Не в силах выдержать этот звук, он вскочил и бросился вслед за ней. Ему говорили, что комнаты звуконепроницаемы, но кто знает? Вдруг ее услышат?
Но в любом случае что-то она в нем сдвинула, и это следовало вернуть на место.
Войдя в прихожую, он увидел, что ее лицо стало белым как лист бумаги – белым и невыразимо печальным. Какое-то время он постоял молча, желая что-то сказать, но не мог подобрать слова, потому что никогда раньше не сталкивался с такой задачей. Гавайские женщины плачут редко, и лишь тогда, когда никто их не видит.
Он очутился рядом, положил руку на ее нежное плечо.
– Жанетта!
Она быстро обернулась, припала черными волосами к его груди, и произнесла, борясь с рыданием:
– Мне показалось, что ты меня не любишь. Что за невыносимая мысль! После всего, что со мной было…
– Ну, Жанетта… я же не… я не хотел…
Он замолчал. Признаться ей в любви? Он никогда ни одной женщине не говорил, что любит ее, даже Мэри не удостоилась этой чести. И ему ни одна женщина такого не говорила. А эта женщина – здесь, на чужой планете, женщина, которую можно лишь наполовину посчитать человеком, уверена, что он принадлежит ей телом и душой?
Он заговорил тихим голосом, и слова текли свободно, потому что он цитировал «Нравственные лекции АТ-16»:
– …и все создания с правильными сердцами суть братья. Мужчина и женщина суть брат и сестра друг другу… любовь разлита повсюду, но любовь должна проявляться в высшей сфере… и мужчина, и женщина должны праведно презирать животное поведение как нечто такое, что Великий Разум, Космический Наблюдатель пока не нашел возможным исключить из эволюционного развития человека. И настанет время, когда дети будут производиться на свет лишь силой мысли. Пока же мы должны признать секс необходимым лишь одной причины ради: ради детей…
ШЛЕП!
В голове зазвенело, темнота брызнула роем искр.
Он не сразу сообразил, что Жанетта, широко размахнувшись, ударила его ладонью по щеке. Она стояла над ним с прищуренными зло глазами, красный рот кривится в гримасе негодования.
Жанетта резко повернулась и бросилась в спальню. Он растерянно поплелся следом… она лежала на кровати, рыдая.
– Жанетта, ты не понимаешь…
– Фуа тю фе фу!
Он не сразу понял, а когда понял, покраснел. И разозлился. Схватив за плечи, повернул ее лицом к себе.
