Глава семнадцатая
Как-то раз Ярроу вернулся с рынка с большой коробкой и сказал:
– Последнее время продукты у нас исчезают со скоростью звука. Ты ешь за двоих? А может, и за троих?
Она побледнела:
– Мо шу! Что ты такое говоришь?
Он поставил коробку на стол и положил руки на плечи Жанетте.
– Шиб, еще как понимаю. Милая, я именно об этом и думаю уже давно, хоть и молчал до сих пор. Не хотел тебя волновать. Скажи, ты… да?
Она смотрела ему в глаза, дрожа мелкой дрожью.
– Нет, нет! Это невозможно!
– Правда?
– Ви. Я знаю – и не спрашивай меня, откуда, что этого быть не может. Только ты больше не говори такого. Даже в шутку. Для меня это невыносимо.
Он притянул ее к себе и сказал, щекоча ее ухо своим дыханием:
– Это потому, что ты не можешь? Ты знаешь, что тебе никогда не родить от меня ребенка?
Густая копна слегка надушенных волос качнулась вниз.
– Да, знаю. Не спрашивай меня, молю!
Он чуть отстранился, чтобы взглянуть ей в глаза.
– Послушай, Жанетта. Я все понимаю. Мы с тобой – представители разных видов. И твои мать с отцом испытывали такие же трудности. Но дети у них были. Возможно, ты знаешь, что у осла и кобылы может быть потомство, но родившийся в результате их связи мул – стерилен. Тигролев, порожденный львом и тигрицей, тоже обречен на бесплодие. Все дело в этом? Ты боишься, что ты – мул?
Она уронила голову ему на грудь, орошая рубашку слезами.
– Будем реалистами, милая моя, – сказал он. – Может быть, так оно и есть. И что же? Видит Предтеча, что наше положение и без того не назовешь безоблачным, а если бы появился ребенок… так что нам повезло, что ты… ну, что мы с тобой вместе, правда? А больше мне ничего не надо. Ничего и никого, кроме тебя.
Но все-таки он не мог не задуматься, когда утирал ее слезы и целовал ее и помогал убрать продукты в холодильник.
Количество продуктов, которые она поглощала, было просто фантастическим, особенно это касалось молока. Но ее фигура оставалась неизменной. В чем же дело?
Прошел месяц. Жанетта поглощала еду в тех же огромных количествах. И – никаких следов, никаких перемен.
Ярроу списал это на свое непонимание чуждого метаболизма.
Миновал еще месяц. Хэл как раз выходил из корабельной библиотеки, когда его остановил Тернбой, историк-наврум.
– Прошел слух, что технари наконец вывели молекулу, запирающую глобин, – сказал историк. – И на этот раз, похоже, наверняка: на пятнадцать ноль-ноль назначено совещание.
– Шиб.
Хэл выдержал лицо, не выказав отчаяния.
Когда совещание закончилось, он ушел, сгорбившись, будто придавленный тяжким грузом. Вирус уже поступил в производство. Через неделю его будет достаточно, чтобы заполнить распылители на шести запущенных тайком торпедах. Двигаться они будут по сложно рассчитанным спиралям, постепенно охватывая все большие территории, пока – после всех возвращений и дозаправок – кувыркуны на Озанове не будут истреблены до последнего.
Придя домой, он увидел, что Жанетта лежит в постели, и волосы ее покрывают подушку роскошной черной короной. Увидев его, Жанетта слабо улыбнулась.
Его подавленное настроение тут же стало тревожным:
– В чем дело, Жанетта?
Он положил руку ей на лоб: сухо, горячо и шершаво.
– Не знаю. Я уже две недели чувствую себя нехорошо, но молчала – думала, пройдет. А сегодня мне стало так плохо, что пришлось лечь сразу после завтрака.
– Мы тебя вылечим!
Он сказал это уверенным тоном, но был встревожен как никогда. Если она подхватила серьезную инфекцию, что делать с врачом, с лекарствами?
Следующие несколько дней она провела в постели. Температура колебалась от 99,5 по утрам до 100,2 по вечерам. Хэл ухаживал за ней как умел, кладя на голову мокрые полотенца и пакеты со льдом, и давал аспирин. Она почти перестала есть, хотела только пить. То и дело просила молока. Даже жукосок и сигареты были забыты.
Болезнь – скверная штука, но Ярроу просто с ума сходил от ее молчания. Сколько он ее знал, она без умолку трещала – веселая пташка-щебетунья. Случалось порой, что она ненадолго затихала, но это было заинтересованное молчание. А сейчас она предоставляла говорить ему, а когда он умолкал, не заполняла тишину вопросом или замечанием.
В попытке ее расшевелить он посвятил Жанетту во все детали своего плана украсть лодку и отвезти ее в ее отчий дом. В тусклых глазах появился свет, карие огонечки тепло засияли впервые за долгое время. Она даже села, когда Хэл положил ей на колени карту континента. Примерно-приблизительно указала область, где жила, описала горный хребет, вздымающийся над джунглями, и плато на его вершинах, где в развалинах древней столицы жили ее тетки и сестры.
Хэл сел за шестиугольный столик, поставленный у кровати, и стал определять координаты по карте.
Время от времени он поднимал глаза. Жанетта лежала на боку, белое тонкое плечо выступало из ночной сорочки, глаза казались огромными от залегших вокруг теней.
– Мне только нужен маленький ключик, – сказал он. – Понимаешь, одометр на лодке перед каждым полетом устанавливается на ноль. Пятьдесят километров лодка легко пролетает на ручном управлении, но по достижении этого порога, автоматически останавливается и высылает сигнал местоположения. Чтобы никто самовольно не удрал. Однако есть способ разблокировать машину и отключить сигнал – для этого нужен маленький ключик. Я достану его, не беспокойся.
– Должно быть, ты очень меня любишь.
– Можешь быть уверена, что это шиб так!
Он встал и поцеловал ее. Рот, раньше такой мягкий и влажный, теперь ощущался совсем иначе – как если бы нежная кожа вдруг огрубела, ороговев.
Затем Хэл вернулся к своим расчетам. Через час Жанетта вздохнула, и он поднял глаза. Она лежала, смежив веки, со слегка приоткрытыми губами, по щекам бежали тонкие ручейки пота.
Он подумал с надеждой, что лихорадка спала. Но нет – ртуть поднялась на одну десятую градуса.
Жанетта что-то сказала. Он склонился над ней:
– Что такое?
Она бредила, бормотала что-то на незнакомом языке – языке народа ее матери.
Хэл выругался. Надо было срочно что-то делать, несмотря ни на какие последствия.
Он побежал в ванную, вытащил из шкафчика десятиграновую снотворную пилюлю, вернулся, приподнял Жанетту, с трудом уговорил ее проглотить лекарство и запить водой.
Потом вышел, запер дверь спальни, надел плащ с капюшоном и направился в ближайшую аптеку. Там он купил три толстые иглы для внутривенных инъекций, три шприца, антикоагулянт. Дома постарался ввести иглу Жанетте в вену на сгибе локтя. Игла пружинила, отказываясь входить, пока он в отчаянии не надавил как следует.
