– Если на секунду остановишься, я все тебе объясню, – вставил слово Стэгг. – Слава богу, ты все-таки заговорила.
– Вот опять, – сказала она. – Нет, ты не почитатель этой презренной суки-Богини. Но если так, то почему ты – Двурогий Царь?
– Я думал, ты мне это расскажешь. А если не можешь, расскажи мне кое-что другое, чего я не знаю.
Он протянул ей бутылку.
– Выпьешь?
– Я бы выпила, но не из рук врага. А я не уверена, что ты не враг.
Стэгг с трудом понимал ее речь. В ней было много слов, похожих на дисийские, так что общий смысл был понятен. Но она по-другому произносила гласные, и интонации были совсем не дисийские.
– Ты не могла бы говорить по-дисийски? – спросил он. – По-кейсилендски я не все понимаю.
– Я отлично говорю по-дисийски, – ответила она. – А какой язык для тебя родной?
– Американский двадцать первого века.
Она замерла, забыв выдохнуть воздух, и глаза у нее расширились:
– Но как это может быть?
– Я родился в двадцать первом столетии. Тридцатого января 2030 года от Рождества Xристова… это будет…
– Не продолжай! – перебила она на его родном языке. – Это… э-э… Первый год После Опустошения это 2100-й год от Рождества Христова… значит, ты родился в 70-м году До Опустошения! Но это неважно – у нас, кейсилендеров, принят старый стиль.
Стэгг усилием воли заставил себя перестать на нее пялиться и сказал:
– Но ты говоришь на американском двадцать первого столетия! Или очень на него похожем языке.
– Да. Вообще-то, на нем говорят только священники, но у меня богатый отец. Он послал меня в Бостонский Университет, и там я выучила церковно-американский.
– Это что, язык богослужения?
– Да. После Опустошения латынь была напрочь забыта.
– Похоже, мне нужно выпить, – пробормотал Стэгг. – Сначала ты?..
Она улыбнулась и сказала:
– Я мало что поняла из того, что ты сказал, но выпить не откажусь.
Стэгг просунул сквозь прутья бутыль.
– По крайней мере, я знаю твое имя. Мэри Рай-Моя-Судьба Маленькая Кейси. Но это и все, что я вытянул из моих сторожей.
Мэри вернула бутылку:
– Это было прекрасно. Так давно уже живу всухомятку! Ты говоришь – сторожа? А зачем? Разве герои-Солнца – не добровольцы?
Стэгг приступил к рассказу. У него не было времени пускаться в подробности, хотя он и видел по выражению лица Мэри, что она понимает только половину произносимых им слов. И время от времени ему приходилось переходить на дисийский, поскольку было видно, что Мэри, хотя и изучала в колледже церковно-американский, свободно им не владела.
– Так что видишь, – заключил он, – я просто жертва этих рогов. Я не отвечаю за свои действия.
Мэри покраснела:
– Не хочу об этом говорить. Меня от этого прям с души воротит.
– Меня тоже, – ответил Стэгг. – По утрам. А позже…
– А убежать ты не можешь?
– Да запросто! А потом еще быстрее прибежать обратно.
– О, эти дисийские слуги зла! Они заколдовали тебя, и только дьявол, которым ты одержим, дьявол в твоих чреслах, может заставить тебя творить такие мерзости! Если бы мы смогли сбежать в Кейсиленд, священник бы изгнал его.
Стэгг огляделся:
– Начинают снимать лагерь. Скоро выступим в Балтимору. Послушай! О себе я тебе рассказал, а что насчет твоей жизни? Откуда ты, как попала в плен? И еще – ты могла бы рассказать обо мне самом, – что значит вся эта суета вокруг героя-Солнца?
– Но я не понимаю, почему Кал… – Она прижала ладонь к губам.
– Калторп? Ты его имела в виду? А при чем здесь он? Только не говори, что разговаривала с ним! Он сказал мне, что ничего не знает!
– Мы с ним говорили. Я думала, он тебе рассказал.
– Да ни словечка! Говорил только, что знает обо всем об этом не больше моего. Значит, он…
Лишившись дара речи, Стэгг повернулся и побежал прочь от клетки.
Посреди поля он снова обрел возможность произносить слова и взревел, выкрикивая имя коротышки-антрополога.
Люди разбегались с его пути, решив, что Великий Лось снова охвачен амоком. Калторп вышел из палатки. Увидев, что на него летит Стэгг, он шмыгнул через дорогу.
Не останавливаясь перед каменной оградой, он схватился за нее рукой и перемахнул. Оказавшись на другой стороне, он со всей быстротой, на которую были способны его коротенькие ножки, перебежал через поле и свернул за угол фермы.
– Я поймаю тебя, Калторп, и все кости переломаю! – орал вслед ему Стэгг. – Как ты мог так поступить со мной?
На секунду он остановился, тяжело дыша от ярости. Потом отвернулся, бормоча:
– А что? Ну что?
Тут дождь перестал. Еще через минуту разошлись облака, и яростно засияло полуденное солнце.
Стэгг сорвал с себя плащ и швырнул его на землю:
– К чертовой матери Калторпа! Предатель! Да пропади он пропадом!
Он приказал Сильвии, прислужнице, принести еду и питье. Как всегда после полудня, он жадно забросил в себя пищу. Чуть позже, когда насытился, он, часто моргая, огляделся, словно не понимал, где находится. Болтавшиеся при каждом движении головы панты набухли силой, затвердели.
– Сколько отсюда до Балтиморы? – зарычал он.
– Два с половиной километра, сир. Прикажете подать экипаж?
– К чертям экипаж! Не желаю тащиться на колесах! Я в два счета добегу до Балтиморы! Внезапно, неожиданно! И окажусь там раньше, чем они могли бы узнать обо мне! Им покажется, что сам Прадед Всех Лосей атаковал город! Я их всех размету, уложу на лопатки! Сколько можно ограничиваться одними лишь маскотками! Хватит с меня Мисс Америк! Сегодня – подомну под себя весь город!
Сильвия пришла в ужас:
– Но, сир, так… так просто не делают! С незапамятных времен…
– Герой-Солнце я или нет? Я Двурогий Царь или нет? Поступлю так, как пожелаю!
Он схватил с подноса бутыль и побежал по дороге.
Сначала он бежал по бетону, но даже для его подошв, теперь твердых как железо, мостовая оказалась слишком шершавой, и он побежал по мягкой траве, устилавшей обочину.
– Так-то оно лучше, – сказал он сам себе. – Чем ближе к Матери Земле, тем мне лучше, и тем больше мне это нравится! Может быть, это суеверная чушь, что человека освежает непосредственное прикосновение к земле. Но я склонен верить дисийцам. Я чувствую, как вливается в меня сила, исходящая из самого сердца Матери Земли, течет, как электрический ток, и заряжает мое тело. И силы этой столько, – невероятная мощь настолько переполняет меня, – что тело мое уже не может ее вместить. Страшная мощь прорывается через мою корону и возносится к небу языками пламени. Я чувствую…
