И только одна жрица не стала убегать. Это была главная жрица, женщина пятидесяти лет, сохранившая девственность в честь своей патронессы-Богини. И она осталась на месте, будто пригвожденная к земле собственной храбростью. Одной рукой она бросила Стэггу навстречу букет бархатцев, а другой, держащей золотой серп, начертила в воздухе символ веры.
Букет упал под ноги лося и мгновенно был растоптан, а вслед за ним была повержена наземь жрица, и летящее копыто раскроило ей череп.
Столкновение с телом жрицы ни на волос не уменьшило напор лося, весящего не меньше тонны. Он летел прямо на толпу мечущихся и извивающихся женщин.
Лось встал как вкопанный, будто столкнулся с каменной стеной, но Стэгг полетел дальше.
Он сорвался с наклоненной шеи и взлетел поверх рогов. Несколько долгих секунд казалось, что он повис в воздухе. Под ним, как кегли, разлетелась в разные стороны от удара лосиной туши группа жриц в голубом – одни стонали, лежа на спине, другие кое-как ползли на четвереньках, третьи катились колесом. Перед ним вертелась на земле оторванная голова – ее зацепило кончиком лосиного рога и сорвало с шеи.
Стэгг пролетел над голубыми ошметками и обрушился на поле белых вуалей, за которыми прятались красные губы, на ворох белых разлетающихся юбок и обнаженных девственных грудей.
Потом он упал в западню кружева и белой плоти и скрылся из глаз ликующей толпы.
VIII
До вечера следующего дня Питер Стэгг не просыпался. И все же из своей компании он поднялся первым, если не считать Калторпа, который уже сидел рядом с постелью своего капитана.
– Ты давно здесь? – спросил Стэгг.
– В Балтиморе? Сразу вслед за тобой. Я видел, как ты направил лося на жриц – и все, что было потом.
Стэгг сел и застонал:
– У меня все мышцы болят, будто я горы перетаскивал.
– Так оно и было. Ты бесновался до десяти утра! Так что не только мышцы у тебя должны болеть. Как спина?
– Болит… немножко. Жжет слегка, справа внизу.
– И все? – Белые брови Калторпа поползли вверх. – Единственное, что я могу сказать, – эти твои панты не просто гонят в кровь филопрогенетивные гормоны. Они еще помогают восстановлению клеток.
– К чему ты ведешь?
– Один человек прошлой ночью всадил тебе в спину нож. Тебя это, впрочем, ни от чего не удержало, а рана уже почти зажила. Конечно, нож вошел не глубже дюйма. У тебя на редкость твердые мышцы.
– Что-то такое смутно припоминаю, – сказал Стэгг. Он вздрогнул. – А что с ним потом сталось?
– Женщины разорвали его на куски.
– А за что это он меня?
– Похоже, умственно неуравновешенный. Позавидовал твоему интенсивному интересу к жизни и ткнул тебя ножом. Он, конечно, совершил страшное кощунство. Женщины рвали его зубами и ногтями.
– А почему ты говоришь, что он был умственно неуравновешенный?
– Потому что так это и было – по крайней мере, с точки зрения местной культуры. Никто, будучи в здравом уме, не станет возражать тому, чтобы его жена совокупилась с героем-Солнцем. На самом деле это величайшая честь, поскольку обычно все время героя-Солнца посвящено девственницам. Ты, впрочем, вчера ночью сделал исключение. Для всего города. Или, по крайней мере, постарался.
Стэгг вздохнул:
– Прошлая ночь была хуже всех. Значит, это правда, что я вчера откатал больше обычного?
– По крайней мере, балтиморцы в этом не виноваты. Ты сразу сыграл по-жесткому, растоптав этих жриц. Кстати, в чем был смысл этого порыва?
– Не знаю. В тот момент показалось, что так будет правильно. Может быть, подсознательное желание отомстить тем, кто все это устроил. – Он показал на свои панты. И тут же вспомнил о предательстве Калторпа:
– Ты, Иуда! Почему ты от меня все скрываешь?
– Кто тебе сказал? Та девушка?
– Да. Неважно. Давай, док, колись. Если это причинит боль, все равно выкладывай. Я тебя не трону. Панты красноречиво свидетельствуют о том, в своем я уме или нет. Видишь, как они болтаются.
– Я стал подозревать, что к чему, как только освоил здешний язык, – начал Калторп. – Но не был уверен до конца, пока они не навесили на тебя эти панты. Потом я не хотел тебе говорить, пока не придумал способа удрать. Я боялся, что ты можешь сломаться. Вскоре я увидел, что ты, даже задумав побег, непременно вернешься к вечеру – если не раньше. Этот биологический прибор у тебя во лбу дает тебе более чем практически беспредельные возможности разбрасывать повсюду свое семя: еще он внушает тебе непреодолимый порыв поступать именно так. Он полностью захватывает тебя – завладевает тобой! Ты – самый выдающийся случай сатириаза за всю историю человечества.
– Как это на меня действует, я знаю, – нетерпеливо перебил Стэгг. – Я хочу знать, что за роль я играю? Какова конечная цель? И зачем нужен весь этот солнцегеройный антураж?
– Может, выпьешь для начала?
– Нет! Не желаю топить горе в вине. Сегодня я хочу хоть что-нибудь сделать. А потому дай-ка мне большой глоток холодной воды. А еще я до смерти хочу помыться, смыть с себя весь пот и слизь. Но это подождет. Прошу вас, рассказывайте, сэр. И покороче, черт тебя возьми!
– У меня нет времени углубляться в мифы и историю Дисии, – сказал Калторп. – Это может подождать до завтра. Но я могу с достаточной точностью сказать, что за сомнительной чести пост тебе достался.
Коротко говоря, в тебе сошлись несколько религиозных ролей, в частности героя-Солнца и Царя-Лося. Герой-Солнце – это человек, которого ежегодно выбирают для изображения в символической форме обхода Солнца вокруг Земли. Да-да, я знаю, что на самом деле Земля движется вокруг Солнца, и дисийские жрицы тоже знают это, равно как и полуграмотные массы. Но с практической точки зрения именно Солнце обходит вокруг Земли, и так об этом мыслят даже ученые, отбрасывая на время сугубо научные факты.
Итак, герой-Солнце выбирается жрецами, и символически рождается в церемонии, происходящей 21 декабря, или на день-другой раньше или позже этой даты. Почему тогда? Потому что это день зимнего солнцестояния. Солнце в этот период слабее всего и достигает самой южной точки.
Поэтому тебе и пришлось пройти через сцену имитации родов.
И поэтому теперь ты идешь по дороге, придерживаясь северного направления. Тебе предназначено пройти путь, который проходит Солнце после зимнего солнцестояния. И ты, подобно Солнцу, становишься с каждым днем все сильнее и сильнее. Ты заметил, как растет действие пантов? Доказательство – тот сумасшедший номер, который ты отколол, когда оседлал лося и растоптал жриц.
– А что случится, когда я доеду до самой северной точки? – спросил Стэгг. Он говорил спокойно, держа себя в руках, но кожа под бронзовым загаром побледнела.
– Это будет город Альбани, который мы знали как Олбани, штат Нью-Йорк. Самая северная точка государства Дисия. И там живет Альба, Богиня-Свинья. Альба – это Колумбия в ипостаси Богини Смерти. Ей посвящена свинья, потому что она, как и смерть, всеядна. Еще она Богиня Белой Луны – другого символа смерти.
