Он подождал, пока к нему подошла маскотка кейсилендеров, и потер костяшки пальцев о ее голову. Потом он размахнулся и бросил.
Шипастый мяч прожужжал на полдюйма от лица Большого Билла Яблони. Тот моргнул, но не отклонился.
Рев толпы приветствовал его храбрость.
– Мяч первый! – крикнул судья.
Кейсилендские болельщики заулюлюкали. Оттуда, где они сидели, казалось, что мяч, пройдя рядом с головой Билла Яблони, пришелся точно по меловой линии квадрата. Поэтому бросок должен был быть засчитан как страйк.
По следующему Билл Яблоня ударил – и промахнулся.
– Страйк первый!
На третьей подаче Билл взмахнул битой и попал. Однако мяч полетел влево. Фол.
– Страйк второй!
На следующей подаче мяч полетел, шипя, в живот Билла Яблони. Он втянул живот и отскочил назад, как раз чтобы уйти с дороги, но не выйти из квадрата – это был бы страйк.
Следующая подача. Билл Яблоня промазал по мячу, и тот угодил ему в бок. Билл Яблоня упал на землю, в боку застрял шип.
Толпа застонала, а потом стало сравнительно тихо, когда судья начал отсчет.
Биллу Яблоне давалось десять секунд на то, чтобы встать и занять позицию бэттера, иначе был бы засчитан страйк.
Дисийская маскотка, высокая красивая девушка с исключительно длинными ногами и пышными рыжими волосами, спадающими ниже бедер, грудями твердыми и круглыми, как яблоки, побежала к нему. Перескочив сделанный специально для этого в загородке перелаз, она подбежала к Биллу Яблоне, упала на колени и наклонилась так, чтобы ее волосы упали ему на лицо. Считалось, что при этом от нее к нему переливается сила девственницы, маскотки, посвященной Великой Белой Матери в ипостаси Унфекк. Но этого явно было недостаточно. Он что-то сказал, и она поднялась, отстегнула клапан, закрывавший низ живота, и снова склонилась над ним. Толпа заревела: это значило, что Билл Яблоня ранен так серьезно, что нуждается в двойной дозе духовно-физической силы.
При счете «восемь» Билл Яблоня поднялся на ноги. Толпа приветствовала его радостными воплями. Даже кейсилендеры устроили овацию, воздав должное мужеству врага. Вырвав шип из бока, Билл Яблоня взял бинт из рук маскотки и залепил рану. Бинт прилип – его псевдоплоть сразу выпустила массу нитей с присосками, закрепившими его на ране.
Он кивнул судье, что может продолжать.
– Мяч в игру!
Теперь настала очередь Билла подавать. За ним была одна попытка сбить питчера наземь. Если она удастся, он может идти к первой базе.
Он замахнулся и метнул мяч. Джон Кейси стоял в нарисованном для таких случаев узком квадрате. Выйти оттуда – позор, а Билл Яблоня сможет пройти весь путь ко второй базе.
Кейсилендер крепко уперся ногами, но согнул колени, готовясь отклонить тело в любую сторону.
Подача обернулась технической ошибкой, хотя мяч краем вертящегося шипа порезал ему правое бедро.
Джон Кейси подхватил мяч и замахнулся.
Дисийские болельщики молча молились, скрестив пальцы или гладя по волосам ближайших маскоток. Кейсилендеры охрипли от крика. Пант-Эльфы, ирокуазы, флоридцы и буффальцы орали оскорбления той команде, которую больше ненавидели.
Дисиец на третьей базе вышел на край, готовый бежать к дому, если представится подходящий случай. Кейси заметил его, но не сделал угрожающего движения.
Первый бросок он послал точно над пластиной, стараясь вызвать Билла Яблоню на длинный отбив вместо хитрости и, быть может, добиться назначения второго мяча. Четыре мяча, и Билл Яблоня может идти на первую.
Большой бэттер дисийской команды ударил по мячу, но, как это часто бывает, удар пришелся по шипу. Мяч взлетел над дорожкой от дома к первой базе и упал посередине между ними.
Билл Яблоня запустил битой в питчера (его право) и рванулся к первой базе. На полпути ему в голову влепили мяч. И тут же с ним на полной скорости столкнулся первый бейсмен, бросившийся на перехват мяча. Билл свалился, но подскочил как резиновый, пробежал несколько шагов, вновь свалился и проехал в сторону первой на животе.
Однако бейсмен, не поднимаясь с земли, подобрал мяч и, замахнувшись в сторону Билла Яблони, сразу же вскочил и бросил мяч в дом. Мяч чвакнул в массивную толстую перчатку кэтчера как раз перед тем, как человек на третьей базе скользнул на пластину.
Судья удалил дисийского игрока, и никто с этим не спорил. Но первый бейсмен подошел к судье и громко сообщил, что задел Билла, когда тот убегал. Так что Билл Яблоня тоже оказался выбит из игры.
Билл отрицал, что его задели.
Первый бейсмен брался доказать свою правоту. Он зацепил дисийца сбоку лодыжки шипом от мяча.
Судья заставил Билла Яблоню спустить леггинс.
– У тебя тут свежая рана, она кровоточит, – сказал он. – Ты выбит.
– Я не выбит! – заорал Билл, брызгая табачной жвачкой судье в лицо. – У меня кровоточат два пореза на бедре, а это было в прошлом иннинге! Этот поклонник бога-Отца – наглый лжец!
– А откуда ему знать, что надо глядеть на твою правую ногу, если это не он тебя зацепил? – заорал судья в ответ. – Судья тут я, и я говорю, что ты выбит! Вон с поля! ОУТ! – громко повторил он по-дисийски.
Дисийские болельщики приняли это решение в штыки. Они заулюлюкали, и над толпой понеслось бессмертное «Судью на мыло!».
Карел побледнел, но с места не сдвинулся. К несчастью, его храбрость и упорство сослужили ему скверную службу, поскольку толпа ворвалась на стадион и повесила его за шею на ближайшей перекладине. Потом распалившиеся болельщики набросились на команду кейсилендеров. Они могли бы погибнуть под бешеными ударами, но в дело вмешалась манхэттенская полиция, успокоившая особо активных ударами мечей плашмя. Они даже успели обрезать веревку, на которой повесили карела, раньше, чем тот задохнулся.
Тем временем кейсилендские болельщики бросились на выручку своей команде. До игроков они не добрались, но схлестнулись с дисийскими фанами.
Какое-то время Стэгг наблюдал за схваткой. Сначала он подумал было прыгнуть в гущу свалки, рассыпая налево и направо удары чудовищных кулаков – в нем закипела жажда крови. Он уже поднялся было, чтобы прыгнуть в бушевавшую под ним толпу, но тут на него обрушилась волна женщин, тоже возбужденных дракой, но несколько по-другому.
X
Последнюю ночь Черчилль спал плохо. У него перед глазами стояло экзальтированное лицо Робин, когда она сказала, что надеется понести ребенка от героя-Солнца.
В первую очередь он ругал себя самого: не сообразил, что она окажется среди сотни девственниц, дебютировавших в ночь торжеств. Она была слишком красива, а ее отец – слишком влиятелен, чтобы ее обошли жребием.
Он извинял себя тем, что слишком мало знает о дисийской культуре. Его собственное отношение ко всему происходящему находилось под влиянием моральных ценностей его времени. Он относился к Робин как к девушке начала двадцать первого столетия.
