В половине мая вновь отправляюсь в Белград, на этот раз уже на пароходе по Тиссе и по Дунаю. Билет третьего класса стоит всего 16 динаров. Всего пути около 5 часов. Берега по Тиссе – унылые, низменные, однообразные, и лишь при входе в Дунай картина меняется: величественная река и крутой правый берег с частыми селениями.
В Белграде поневоле жмешься к своим знакомым, так как никого не знаешь. Плетусь опять к Богдановым и нанимаю около них угол за 12 динаров в сутки. Богданов не совсем здоров. Очень приветлив по обыкновению, дает некоторые советы и обещания дать Мусе пособие в 250 динаров.
На другой же день отправляюсь в поиски места и прежде всего в русское посольство. Там, во дворе, в бывших службах и даже в бане и прачечной разместилась так называемая «чрезвычайка», т. е. не божеские учреждения.
Есть еще полурусское учреждение «Државна комиссия» под предводительством Любы Ивановича. Туда входят наши русские: Штрандман
[427], Челноков, Плетнев
[428], Палеолог
[429]. Эти учреждения между собой не ладят, а у хлопцев чубы трещат.
Сначала пытаю счастье у С. Н. Смирнова
[430], бывшего секретаря ее высочества Елены Петровны
[431], сестры регента Александра. Смирнов производит впечатление быстрого, дельного и обходительного человека. Он направляет меня в Отдел труда, где встречаю корректного господина с очень знакомым лицом. Оказывается, он из Государственной канцелярии в Петербурге, где я его, очевидно, и встречал. Он советует мне, во-первых, не уезжать из Белграда, пока я не добьюсь места, и, во-вторых, попытать счастья у министра правды
[432] – русофила, окончившего русский университет. Он дает русским места.
Однако министр сейчас в Загребе на съезде. Посижу у моря, подожду погодки. А деньги все плывут. Случайно встречаю на улице профессора Локоть
[433], советует повидаться с председателем Общества славянской взаимности Смольяниновым
[434].
Не наш ли он, рязанский?
В назначенный день и час отправляюсь к Смольянинову. Выходит маленький горбатый господин с решительными манерами и голосом. Оказывается, действительно рязанский, из спасских помещиков, бывший попечитель Рижского учебного округа.
– Откровенно вам скажу, мне уже русские надоели. Но своему земляку надо помочь. Приходите через час.
Пользуюсь этим часом и захожу напротив, через улицу, к Д. И. Никифорову
[435], бывшему директору Кредитной канцелярии после Л. Ф. Давыдова. Он причислен к Министерству финансов на 1000 динаров жалованья в месяц, и ему отведены по реквизиции две комнаты в какой-то торговой школе. Встречает меня любезно, но далеко не радостно, рассказывает, что в Министерстве финансов ему никакого дела не дают, работу его игнорируют, так что он даже перестал ходить в министерство. Или просят у него совета, как сделать динар полноценной монетой?
– Если бы я обладал таким талисманом, – говорит Никифоров, – то не сидел бы здесь в Торговой школе в Белграде.
В общем, визит довольно безотрадный.
Возвращаюсь к Смольянинову, у него уже сидит какой-то полный господин – Павлович, бывший воспитатель регента, следовательно, лицо, довольно влиятельное в Сербии. У него уже готово для меня письмо к министру финансов. Кроме того, Смольянинов дает мне визитную карточку к Максимовичу, якобы своему человеку в Министерстве финансов. На следующий день пытаюсь быть у министра. Тщетно: он на седнице
[436]. Вместо министра принимает его секретарь. Надо сказать, сколько раз я ни пытался попасть к министру, он всегда был на седнице и всегда принимал его секретарь. Передаю письмо Павловича секретарю, оно так и кануло в вечность. Когда после я хотел справиться, что же последовало по этому письму, то оказалось, что оно потерялось.
Столь же неудачно было и мое посещение Максимовича, он венский «профессор», как себя рекомендовал, т. е. попросту учитель в Белграде, приятель некоего Дучича, директора департамента Министерства финансов. Дучич этот также неуловим: то он на ревизии, то на седнице, то на баньи, т. е. в курорте. То мне сказали в его кабинете, что им нужны работники, то не нужны. В конце концов прошение мое попало в архив в связи с непредставлением марок. Впоследствии я убедился, что оно также попало бы туда и с марками.
А министра правды все нет. Захожу как-то к Челнокову. Если бы я встретил его где-нибудь на улице, я бы его не узнал: вместо брюнета с проседью и с окладистой бородой передо мной совершенно седой как лунь, бритый старик, румяный, с лицом пастора.
Принял он меня весьма холодно, не отрываясь от шахмат и спеша в какое-то заседание. Когда я заикнулся о помощнике комиссара, то он раздраженно ответил:
– Это уже пусть господа Палеологи устраивают на эти места!
И при этом ссылка на этого несчастного графа Бобринского, которым все уши прожужжали, и которому дали в заведование целое герцогство в 60 000 гектаров, и которого золотая молодежь наша там обворовала.
