Чужой сон… а теперь это.
А почему я вообще так твердо решила, что он чужой? Откуда взялась эта глубинная убежденность. Я в жизни ведь про подобное не слышала.
Мало ли что может присниться после долгой дороги да на новом месте.
...уж не жених невесте точно, видят боги…
Может и сейчас — просто приснилось?
День был тяжелый, нервный, утомительный, и Солнышко уравновешенности мне не добавлял…
Я покосилась на стоящую возле противоположной стены кровать.
Камень продолжал омерзительно беспечно дрыхнуть.
На всякий случай я пощупала силой и его.
Но стоило к нему потянуться восприятием, как цербер тут же тяжело вздохнул, перевернулся со спины на живот, нахмурился сквозь сон, и я торопливо отдернула “щупальца”. Точно спит, не прикидывается, но на воздействие подпрыгнет, как и полагается хорошему Клыку.
Я отбросила игры с силой и прикрыла глаза.
Сон не то, чтобы ушел, спать хотелось, но теперь все мешало, шорох ветра за окном, уханье ночной птицы, собственная одежда.
Вот она — особенно. Отдельно взятого Камня я не стеснялась, но при четверых мужиках раздеваться не стала, легла как была, и теперь рубашка перекрутилась и сбилась, а ремень давил.
Я поднялась с кровати и принялась раздеваться.
Распустила ворот рубашки, потянула шнуровку… И поняла, что ощущение чужого внимания вернулось! Мало того, оно сменило оттенок, и теперь в нем явно чувствовался определенного толка интерес!
Мужик. Точно — мужик! Коз-з-зёл!
Дурная мысль стрельнула в башку и хмельное ведовство не отгудело в крови, а иначе бы я никогда!..
...ладно, признаю: мне и на трезвую голову это показалось бы отличной идеей!
Я предусмотрительно отвернулась от койки Камня, чтобы, если уж он не ровен час проснется, увидел только спину.
Ухмылка растянула губы. Пальцы подрагивали, когда я тянула подол рубахи вверх — но спина прогнулась сама собой, чтобы грудь казалась выше, и живот, плоский сам по себе, втянулся, и бедро выдвинулось чуть вперед, подчеркивая изгибы...
Рубашка улетела на гвоздь, и я прикоснулась к себе ладонями. Проскользила от ключиц ниже, погладила, легонько сжала грудь.
Чужой взгляд, по ощущениям, прилип к телу. К голой коже. Я проскользила ладонями к животу, очертила выемку пупка. Провела кончиками пальцев вдоль ремня — нежно-нежно, едва касаясь тела. Ласкающе погладила пряжку с чеканным цербером — а потом себя.
Смотри-смотри!
И я завтра… посмотрю. Кто будет от меня шарахаться? Или, может, наоборот — кто будет слишком заинтересован?
Ресницы сами собой опустились, отделяя веками от всего мира, оставляя только меня — и это внимание.
Жаркое, жадное внимание.
И мурашки, бегущие по моей коже.
Я медленно, тягуче повела ладонями вверх, лаская кожу. Стиснула грудь, приподняла ёё, ощущая пальцами собственные напрягшиеся соски… В ушах шумело. К губам прилила кровь — ко всем.
Я провела языком по верхней губе, прикусила нижнюю…
За спиной заворочался, переворачиваясь, напарник — и я пришла в себя. Торопливо юркнула в кровать, натянув на себя одеяло. Сердце грохотало, как барабан, губы горели, между ног... между ног было влажно и горячо.
Штаны я стаскивала, не вылезая из-под одеяла.
Боги ведают, зачем.
На всякий случай!
Глава 6
Тук-тук-тук — топают копыта по утоптанной дороге.
Отряд из церберов из пяти человек вытянулся цугом: Камень, возглавляющий отряд, за ним я, как его Око, потом Гемос, а следом еще одна пара из мужчины-Клыка и женщины-Ока. Их я не знала.
Утром, сразу после второго колокола, еще до завтрака и тренировки, нас позвали к Ольгерду Жару.
Гемос и эта пара церберов уже были там, и ждали, похоже, только нас с Камнем — потому что стоило только закрыться двери за моей спиной, как магистр заговорил:
— Вот что, ребятушки. Сегодня на рассвете в акрополь приехал гонец из городка Хорвус. Тамошний бургомистр подозревает, что рядом с одной из деревень завелась какая-то потусторонняя тварь. Доказательств у него нет. Но Хорвус, сверх обычного отчисления, ежегодно жертвует ордену двести монет золотом. Этого достаточно, чтобы месяц кормить четверть всех церберов Кремоса — и этого уж точно достаточно, чтобы вы впятером оторвали задницы и поехали выяснять, что там завелось, завелось ли, и если завелось — что именно. Бургомистру не хамить, держаться вежливо: если из-за вас, раздолбаев, он решит жертвовать не на Кремос, а на другое отделение ордена, сюда можете не возвращаться, лучше сразу там утопитесь в болоте. Ничего внятного почтенный бургомистр Атамус не написал, так что с подробностями разберетесь на месте. Дорожные мешки и заводных коней вам уже подготовили. За старшего назначаю Илиана. Всё, выметайтесь. Если через полчаса вы будете еще в Кремосе — пеняйте на себя!
Светлая пышная борода магистра недвусмысленно указала на дверь — и мы мы вымелись.
Рыжий дернул повод, в очередной раз пытаясь дотянуться до вьючной лошади, послушно идущей в поводу, и вернул мои мысли из кабинета магистра Жара на дорогу.
Коряжка был деловит и радостен: он любит ездить большой компанией, радостно знакомился с собратьями, совал ко всем добродушную рыжую морду… и никогда не упускал случая угоститься чужими харчами, хитрая скотина.
— Танис, следи за своей клячей, — цыкнул сквозь зубы Камень, едущий прямо передо мной.
— Сам ты кляча, — вполголоса отбрехнулась я, но повод потянула, не давая Коряге на этот раз обкусить веточку с придорожного куста.
Его высокомерный гнедой, чуя настроение хозяина, хлестнул хвостом.
В церберском отряде мы с Коряжкой были примерно на равных ролях: он — самый мелкий, ниже остальных коней почти на ладонь, я — самая молодая.
Да и плевать: зато у Коряги самый длинный в отряде хвост, у меня — самый чувствительный дар!
— Цербер Танис Болотная, повтори-ка, что ты сказала, — ласково приказал Камень, который с утра лаял на людей, словно с цепи сорвался.
Позади послышались смешки: мы с напарником радовали отряд своей грызней с самого выезда.
А я, вздохнув про себя (ну как магистру пришло в голову ставить Солнышко во главе отряда?), послушно “повторила”:
— Я сказала, “сейчас заплачу”!
Смешки стали громче, а я развила мысль:
— Обидно же! Коряжка орденский конь, а не кляча, и вообще, вон у него какой хвост…
— По хвосту выбирала?
— Ага, — простодушно согласилась я, и насмешка не получила продолжения.
