Я не сдержала смешка, и Солнышко картинно закатил глаза и головой покачал:
— Нет, вы посмотрите! Отряд по ее милости разделился, что с вьючными лошадьми — неясно, удалось ли сберечь груз — непонятно, а ей весело! Значит, так! Око Цербера Танис Змеи… тьфу ты, Болотная! Слушать, что я говорю, и выполнять без выкрутасов: сейчас верхом подъедем к тому месту, где спешились — и ты с седла кричишь птицей ловь. После этого мы спешиваемся, и быстро, но без лишней спешки, переходим топкий участок. Везде, где позволяет тропа, ты садишься верхом, и разгоняешь змей. Если тропа не позволяет, а змей становится слишком много — мы останавливаем движение, ты садишься в седло и все равно разгоняешь змей. Во всех топких местах движемся именно таким порядком. Я иду первым, ты за мной. Это понятно? Молодец, раз понятно, тогда повтори!
Когда мы выбрались из болот, небо обещало вот-вот разродиться сумерками, а на берегу нас ждал сюрприз: стоянки, где нас дожидались бы ушедшие вперед спутники, не обнаружилось.
Конские яблоки и разбитая копытами трава внятно говорили, что мы не заблудились и вышли куда нужно — церберы тут были. Но почему-то решили не дожидаться нас тут, а отойти подальше.
— Отходим от дороги к ручью и встаем лагерем, — скомандовал Солнышко, и сам же первый свой приказ и исполнил.
И вот теперь расседланные кони остывали после долгого пути, потники сохли на кустах, а мы готовили ночлег.
— Одеяла ускакали, — сказал Илиан, ломая через колено хворост для костра, когда мы обустраивали привал, — фураж тоже. Еда у нас, слава богам, есть, но вот беда, котелок тоже был на вьючных лошадях, так что кашу будешь грызть сырой. Надеюсь, твоя шутка всё ещё кажется тебе веселой, — удовлетворенно подвел он итог подсчетам потерь.
Чем был удовлетворен — неизвестно, потому что моя-то коняга перекусила на болоте чем проклятье послало, а вот его гнедому предстояло после долгого перехода обходиться травой. Скорее всего тем, что я получила урок, и в будущем не буду утаивать важные сведения от командира отряда — но я-то их и не утаивала! Он просто слушать не захотел!
Сам козёл!
Хлеб, сыр, вяленое мясо, вода из фляжек — и Камень отправился на боковую, благородно уступив мне дежурить в первую половину ночи.
Всхрапывали лошади: гнедой мирно спал, изредка разгоняя вечерний гнус хвостом, Коряжка сурово зыркал по сторонам.
Глодал поленья костер, изредка хрупая угольками, лягушки и сверчки пробовали голоса, из леса тянуло сыростью, а с болота тиной, последние закатные лучи мирно догорали, а я ощипывала хлебную горбушку, специально для этого сбереженную с ужина, время от времени отправляя в ночную тьму расходящийся кольцом поисковый импульс: сколько их уже было, таких посиделок на конском седле у костра в незнакомой ночи? Только раньше рядом дремал не Илиан Камень, а кто-то из наставников, натаскивающих щенка на дичь…
Ощущение наблюдения пришло, когда луна зависла где-то в районе полуночи.
Коснулось плечь, проскользило по хребту пером чужого внимания.
Выдернуло меня из мыслей о Логове, вернуло в незнакомый лес у чужого болота.
Неизвестный совершенно не скрывался, и будто красовался, а может, дразнился — и благо, что впервые я почувствовала это в акрополе, под защитой его стен, магии и оружия братьев!
Потому что не узнай я давешнего знакомца — сердце могло бы и не выдержать.
Да что там, оно и теперь так и норовило выскочить из груди!
Разозлившись и на себя, за испуг, и на ночного соглядатая, я всей силой вложилась в поиск, и он улетел во все стороны текучей водой, накрывая всё на своем пути: кони, камень, лес, какая-то мелкая пакость далеко в болоте…
Получилось хорошо: мне никогда раньше не удавалось накрыть поиском так много — и не не потерять в точности увиденного. Вот только не увидела я ни-че-го, ничего, что могло бы выдать того, кто смотрел на меня вторую ночь подряд неизвестно откуда.
Ну так же не бывает, Ведающий Тропы свидетелем! Если видят меня — должна видеть и я!
Я собрала силу и, сжав ее в тугой комок, снова погнала волну — получилось даже чуть дальше, чем в первый раз, пусть и менее четко. Но снова — ни следа чужой магии. Ни искорки, ни хвостика, за которую можно было бы ухватиться и дотянуться по следу заклинания до мага.
Нет, так дело не пойдет!
Давай еще раз, Танис!
Подобравшись, как перед прыжком в воду с крутого обрыва, я отправила поиск — и еще когда чары только сорвались в полет, поняла, что третий раз будет неудачным: неровно отпустила. Сейчас схлопнется и шлепнет по мне отдачей, чтобы знала, кулема криворукая!
Но в тот самый момент, когда заклинание достигло своего предела, и я уже видела, что вот-вот истончившиеся нить разойдется, кто-то подхватил мои чары.
Подхватил, расправил, вдохнул в них силу — да как так-то?! Этого же не может быть!
А чары полетели искрящейся, видной только в магическом зрении зеленой волной, разворачиваясь так далеко, как мне бы ни за что не удалось дотянуться. Накрыли собой весь болотный язык позади и кусок леса передо мной, дотянулись до стоянки церберов, замерли, давая рассмотреть: два спящих свертка, Ринко Батог на дежурстве — спасибо тебе, Ведающий Тропы, что вывел, не дал им сбиться с тропы!
Найдя взглядом лошадей, я торопливо их пересчитала: трое орденских, подседельных, и вьючные — отдельным стреноженным табунком — раз, два, три… пять! Хвала богам, все, а значит, и груз в порядке!
Поисковое заклинание еще постояло в этой точке, на пике силы, а потом схлопнулось.
С души будто свалился камень (не напарник, но тоже изрядного размера и тяжести) от того, что спутников миновали неприятности, которые могли приключиться с ними по моей милости.
Страха перед непрошенным гостем тоже больше не было — только досадливое желание начистить ему рыло, чтобы не лез куда не просят, и вел бы себя, как приличный человек, не подглядывая за девушками исподтишка!
...я, может, и сама всё, что надо, покажу!
Если аргус, конечно, не отправит меня к целителю — лечить скорбную голову. Но если отправит, я его, пожалуй, первая пойму.
Огрызок дежурства прошел спокойно: во мне поселилась прочная уверенность, что я вообще могла его проспать, появись какая-то пакость на подходе, соглядатай бы разбудил.
Но церберы, которые верят такой странной уверенности, долго не живут.
Илиану я о происшествии, крепко подумав, решила не говорить.
Он гораздо опытней меня как Око, и если шпион прицепится и к нему — он уж точно его почует и без меня.
А передавать ему сведения, которые не могу подтвердить ничем, кроме своих ощущений, я не буду. Всё равно не поверит.
Камень проснулся даже раньше, чем я прикоснулась к его плечу: чуткий сон — залог долгой жизни Клыка! Он принял у меня стражу, и я наконец-то смогла лечь, давая отдых усталому телу.
