Закрытый глаз распахнулся и уставился на меня оч-чень недобро. Один. Потому что второй продолжал жмуриться, безнадежно цепляясь за сон.
— Что ты сказала?..
— Тебе приснилось, — торопливо отбрехалась я. — Он здесь.
— Кто здесь?
— Наблюдатель здесь! Опять!
Камень мгновенно проснулся, напрягся, рывком сел. Крылья чужой магии распахнулись, ощупывая время-пространство и то, что вне времени и пространства.
Но едва он это сделал, я уже с досадой поняла — ушел.
Когда ушел — я не почувствовала. Но знала, что Солнышко ничего не найдет. Как я не нашла.
Я села, подтянув к груди колени и отчаянно закусила губу.
Вот так вот люди с ума и сходят.
Может и я уже?
— Здесь никого нет, Танис.
Я ткнулась в колени лбом и оттуда пробубнила:
— Знаю.
Илиан все равно прошелся по комнате, что-то пошаманил по углам (на самом деле, я знаю, что но все равно это — не поможет!), распахнул окно, впуская ночной мороз, высунулся зачем-то, закрыл. Сел рядом.
И за плечи притянул меня к себе, предлагая вместо колен свое плечо.
Замена оказалась весьма заманчивой, и я согласилась.
— Я это не придумала!
— Я верю.
— И мне не примерещилось по пьяни!
— Я тебе верю, Танис.
Я выдохнула, расслабляясь, а то готова была уже с пеной у рта доказывать, что я не сумасшедшая.
Если ему получится, может и себе тоже.
Но Илиан простой фразой свел на нет весь мой бойцовский азарт.
Я посопела в него немного и призналась:
— Он сегодня почти разговаривал.
— Как это? — удивился мой клык.
— Так… — я покрутила рукой. — Сложно объяснить. Не словами. Но я прямо знала, что конкретно он… чувствует?..
— И что?
Я задумалась, перебирая в памяти крохи ощущений, отшелушивая их от моей злости, раздражения и желания, чтобы все это прекратилось.
— Как будто ему жаль, что я пострадала. И он больше так не будет. А сейчас он просто хотел посмотреть.
— Что посмотреть?
Я порадовалась, что Солнышку не видно моих глаз.
— Танис. Что ты делала?
На тебя пялилась как дурочка, вот что!
...и не только пялилась.
— Ничего, — с вызовом отрезала я. — Просто лежала. Проснулась. Сон приснился странный.
— И снова сон… — пробормотал Солнышко себе под нос. — Скажи, а до этого ты сегодня больше ничего странного не ощущала? На гулянке например?
Я отрицательно помотала головой.
— Совсем совсем ничего странного? Любопытного? Интересного? — продолжал допытываться Камень и, получив повторный отрицательно ответ, прищурился: — Тогда что ты там так долго еще делала, после того, как я ушел?
Вопрос был настолько внезапным, что я даже растерялась, но быстро “нашлась” и, задрав подбородок, выпалила:
— А твое какое дело?
— Такое… — лежащая на моей спине рука, медленно сползла вниз, со вкусом обхватила и сжала ягодицу. Помнится, Дейреку за подобное прилетело по самое не горюй… — Ты имей в виду, что он в том числе и поэтому “рыскач”.
— Тебя не спросила! — фыркнула я, не скидывая тем не менее руку. Хорошо же лежит! — Как там у Навары дела?
Солнышко сложил брови домиком.
— Навары? При чем тут?.. — задумался. И неожиданно заулыбался.
Я таки сбросила наглую ладонь и попыталась удрать на свою кровать.
Была перехвачена поперек живота и возвращена на место. Теплое, хорошее, пригретое место под одеялом и Солнышком.
— У меня ничего нет с Наварой, — произнес он мне на ухо.
Я сделала вид, что сплю.
А утром после тренировки Рысчкач каким-то мистическим образом снова оказался рядом, плескался и всячески играл мускулами. Я посмотрела на него задумчиво и негромко, но четко сказала:
— Дейрек. Нет — значит нет.
Цербер окончательно все осознал, проникся, дружески хлопнул меня по плечу и свалил — на нет и суда нет.
А мне очень хотелось треснуть полотенцем поперек кое чьей спины. Уж больно самодовольной она выглядела.
Глава 15
Крепкое осеннее яблоко звонко хрупало на зубах, заполняя рот соком, заставляя Коряжку пофыркивать и вздыхать об участи бедного, голодного, нелюбимого злой хозяйкой верхового животного.
Камень и Гранит смотрели на нас с совершенно одинаковым неодобрением на одинаково породистых мордах: идеально выезженный тильзирец никогда бы себе такого не позволил. А потому гнедой с золотистым единогласно считали, что и я своему коню подобного позволять не должна.
Но меня их соображения интересовали мало. Больше, чем на них, я смотрела на уши Коряжки: две минуты назад рыжая скотина поддала задом на ровном шагу, надеясь, что я от такого финта уроню яблоко, и я не сомневалась: стоит мне только отвлечься — он тут же проделает это снова.
Мы просидели в акрополе больше недели и я чувствовала теперь себя разбалованной, разнеженной девицей. Из малых дозоров мы вынесли только тушку непонятно как загулявшего в эти края трясинника, да уничтожили гнездо могильных шершней. Оно и понятно, что именно для таких дел дозоры и нужны, но душа тосковала по подвигам.
А потому, когда Солнышко заявился со словами “у нас задание”, я сорвалась с места стрелой, не уточнив даже, какое.
Как потом выяснилось — зря, зря…
В Кремос пришло письмо из Логова. Никто из тех, кто рыскал в замке графов Бирнских после таинственного происшествия с потерявшим память виконтом, книгу не видел. И это было весьма подозрительно, потому что я была права, а Солнышко — нет. Если бы увидели, обязательно бы сделали список для орденской библиотеки. А потому теперь Илиана, меня и книгу приглашали в Логово. Ну, и раз уж мы все равно туда поедем, то по пути…
По пути означало четыре дня только на крюк. Но для бешеной собаки, как говорится…
Яблоко закончилось, Коряжка успокоился, и теперь можно было отвлекаться на происходящее, не боясь вылететь из седла или остаться без пальцев. Не то, чтобы мне на самом деле это грозило, но ради лошадиного самолюбия я готовы была сделать вид, что иногда боюсь-боюсь.
Я уже готова была задать вопросы насчет задания, но Илиан заговорил первым.
— Танис, давай после этой поездки ты откажешься работать со мной в паре?
От неожиданности я поперхнулась воздухом.
Последние дни, после той самой пьянки, Солнышко был натуральным солнышком. В меру язвителен, в меру мил. Днем гонял меня в хвост и в гриву, а ночью… скажем, если наблюдатель и приходил, я была либо слишком занята, либо слишком хорошо после занятости спала, чтобы заметить его присутствие!
