Глава 18
Марк Блоссий оставался в Кампании до конца лета. Он устраивал на своей вилле шумные пиршества с музыкантами и чтением стихов, отправлялся с гостями на морские прогулки с посещением островов, участвовал в катаниях на колесницах. Женщины не упускали ни единой возможности завести с ним близкие отношения, но Марк принимал их знаки внимания со снисхождением и холодным спокойствием человека, пресытившегося любовными приключениями.
Однажды в разгар пира к нему подошёл один из его рабов и прошептал ему на ухо:
– Господин, тебя хочет видеть какая-то женщина. Она ждёт в саду.
– Ты её знаешь?
– Она скрыла своё лицо покрывалом, и, хотя говорила она очень тихо, её голос показался мне знакомым.
– Ладно. Я поговорю с ней, – Марк поднялся из-за стола.
Как только он вышел в сад, перед ним возникла фигура с окутанной покрывалом головою; положив руки ему на плечи, женщина зашептала: «Идём же! Скорее! Я хочу говорить с тобой!»
– Мы можем поговорить и здесь, – спокойно отозвался Марк.
– О нет, нет! Здесь могут увидеть, подслушать. Давай уйдём отсюда! – настаивала женщина.
– Кто ты? – спросил кампанец.
– Для чего тебе знать, кто я? Может, я одна из тех, кого ты любил когда-то, кому дарил наслаждение, в ком пробуждал безумные страсти... Ты ушёл, а я не перестала грезить о тебе. Я хочу тебя и сгораю от желания! Заклинаю тебя Венерой, полюби меня снова, овладей мною здесь, в этом ночном саду...
Марк хотел было уйти, не дослушав, но женщина вдруг бросилась к нему и, прижимаясь грудью к его груди, проговорила жарким шёпотом:
– Всего одна ночь! Ночь забвения и ночь воспоминаний!
Блоссий оторвал от себя её цепкие руки и, отстраняясь от неё, сказал:
– Я узнал тебя, Деллия.
В тот же миг раздался пронзительный хохот, и женщина откинула покрывало.
Даже в неясном свете взошедшей луны было видно, как она хороша собой. Её густые рыжие волосы отливали позолотой; цвет лица поражал своей мраморной белизной; продолговатого разреза глаза горели огнём страсти; красиво очерченные губы непреодолимо влекли к себе. На высокой полуобнажённой груди её переливалось ожерелье из изумрудов, на руках блестели золотые браслеты.
– Итак, Деллия, я слушаю тебя, – с холодным безразличием проговорил Марк Блоссий.
Её смех резко оборвался.
– Не будь так жесток ко мне, Марк, – сдавленным голосом сказала Деллия. – Твоё оскорбительное равнодушие убивает меня.
– Чего ты хочешь?
– Чего – спрашиваешь ты? – Деллия посмотрела на Блоссия в упор. Потом умоляюще сложила руки и произнесла голосом, в котором звучала мука: – Пожалей меня, Марк! Я больше не могу жить без тебя! Мне несносны Рим, пиры, развлечения и мои любовники! Я задыхаюсь от любви к тебе!
– Ты теряешь сдержанность и рассудок, – заметил Блоссий.
– О, я давно потеряла их! Ты не представляешь, каким мучительным был этот год без тебя, этот долгий, как вечность, год! Напрасно я старалась забыть тебя, напрасно искала душевного покоя, избегая тех мест, где я узнала тебя и была счастлива с тобой! Ничто, слышишь, ничто не могло изгнать тебя из моего сердца!
В страстном порыве Деллия протянула к Марку обе руки. Но он не двинулся с места. Взгляд его чёрных блестящих глаз был спокоен и даже насмешлив. Казалось, страдания его бывшей жены совсем не тронули его.
– Что же, Марк, неужели ты даже не обнимешь меня? Неужели ты всё забыл? Ведь я такая же, как прежде, и, как прежде, горячо моё тело и губы мои покорно ждут власти твоих губ. Марк... Марк! – продолжала взывать Деллия, опускаясь перед Блоссием на колени. – Ты отверг меня, ты унизил меня позорным разводом... Я хотела ненавидеть тебя, но вместо этого говорю тебе о своей любви... Знаешь, я старалась не выпускать тебя из виду, мои соглядатаи сообщали мне, где и с кем ты проводишь время. Я безумно ревновала тебя к каждой из твоих любовниц и ко всем вместе и хотела причинить тебе боль... Но кто теперь твоя возлюбленная, Марк? Я не знаю ни одной женщины, которую ты удостоил бы этой чести...
Деллия вдруг выпрямилась и пристально вгляделась в лицо Марка. Ей хотелось видеть, какое впечатление произвели на него её последние слова. Но ни единый мускул не дрогнул в лице кампанца – оно оставалось неподвижным и холодным, точно высеченным из камня.
– Однако, Марк, ты должен позаботиться о выборе своей невесты, – продолжила Деллия изменившимся голосом. – Ведь ты нарушаешь закон императора о браке. Позволь напомнить тебе, что этот закон требует от мужчин вступать в новый брак через полгода после развода.
– Послушай, Деллия, я не нуждаюсь в твоих советах, как, впрочем, и в твоём обществе, – с тем же невозмутимым видом отозвался Блоссий. – И если это всё, что ты хотела сказать, позволь мне уйти.
– Нет, Марк! – внезапно вскричала женщина и вцепилась в одежду кампанца; лицо её страдальчески исказилось. – Не отталкивай меня! Не смей пренебрегать мною!
– Ты безумствуешь, Деллия.
– Но если я без ума от тебя!
– А я говорю тебе: прогони всякую мысль обо мне из своей разгорячённой головы и оставь меня в покое, – с этими словами Блоссий мягко освободил край своей тоги из сжимавшей его руки Деллии.
– Клянусь Фуриями, если ты отвергнешь меня, я заставлю тебя страдать! – в злом отчаянии крикнула Деллия, не сводя с его лица горящего взора. – Ради мести я смогу решиться на всё... даже на самые ужасные, самые гнусные преступления! Я разрушу твою жизнь!
– Опомнись, безумная, – тихо проговорил Марк, мрачнея. – Уходи из моего дома и больше никогда не появляйся здесь. Я не желаю даже слышать о тебе.
После этих слов Марк Блоссий повернулся и ушёл, оставив в одиночестве дважды брошенную им женщину. А она ещё долго стояла в тени деревьев, с трудом сдерживая рыдания. Потом завернулась в своё широкое покрывало, вышла на дорогу, которая вела от виллы Блоссия в Капую, и остановилась. Подняв к небу свои сверкающие от гнева и обиды глаза, она призвала Фурий и с глубокой ненавистью в душе поклялась отомстить за своё унижение.
Глава 19
В Риме бушевала гроза. Частые молнии одна за другой озаряли город зловещими вспышками; раскаты грома сотрясали дома бедноты и роскошные особняки, храмы и торговые лавки.
Сильный ветер задувал с пронзительным свистом в двери и окна дома весталок. Слышно было, как дождь стучит по крыше и в листве деревьев.
Дрожащий огонёк масляного светильника в виде лебедя, клюв которого заканчивался фитилём, рассеивал мрак в комнате весталки Альбии. Убранство комнаты было скромным: в одном углу стояло ложе, в другом – комод с овальным зеркалом, две скамьи у стены. В этих уединённых покоях, где всё дышало тишиной и святостью, Альбия не могла заниматься ничем иным, как предаваться унылым размышлениям.
