– Ах! – прислушиваясь к послевкусию божественного пойла, воскликнул он с внезапной страстностью, – ах, если бы только старый Вевер сумел тогда протолкнуть свою бредовую идею «Урал-Бомбера»…
Он заложил руку за лацкан идеально подогнанного генеральского мундира и мечтательно протянул, почти промурлыкал:
– Представляешь, через два, ну, через три года мы могли бы бомбить Канаду!.. Пусть не Торонто, не Оттаву, но хотя бы Нову Скошию их сраную… Галифакс какой-нибудь… Ты представляешь, как обверзались бы те же янки со страху! А то у них, у американцев, похоже, размягчение мозгов наступило, им всё кажется, что до них никто никогда не дотянется, островная, мол, нация. Отсюда и гонор этот, неоправданный. Хрена вам, дотянутся!
И он жахнул односолодового шотландского эликсира, уже не смакуя, а так, как истинный шваб пьет свой шнапс – резко, разом, и с выдохом «хох».
– Манхэттен, конечно же, остров, но, поверь мне, найдется безумец и бабахнет по их небоскребам так, что только пыль пойдет! Я это тебе как пилот, облетевший их Empire State Building три раза, говорю. Неплохая мишень, кстати… И, успокоившись так же быстро, как и вошел в раж, добавил с улыбкой сытого кота:
– А до Британии мы и на «хейнкеле» дотянем. Вот возьмем Эдинбург – ужо упьемся этим Гленморанджи…
Ульрих подивился про себя темпераменту Удета, а ещё больше – способности его скрывать, допил скотч и принял бесповоротное решение: перейти в бомбардировщики. Картина горящих городков, где так уютно и безнаказанно жили, ходили в свои англиканские церкви и плодили «капитанов Роев Браунов» верноподданные Британской империи, внезапно принесла ему ощущение реальной цели и возможного возмездия за всю британским проклятым этносом нанесенную боль. От небытия Рихарда до предательства Гертруды.
Однажды генерал-полковник авиации в сидящем как влитой мундире, с фигурой ловкой обезьянки, куратор Люфтваффе Третьего рейха, герой-любовник, а также герой и ас Первой мировой, воздушный клоун и акробат, наркоман, пьяница, редкостный сукин сын и, в сущности, неплохой парень Эрнст Удет всё ж таки не совладает со своим темпераментом… Ноябрьской ночью сорок первого года жахнет он себе в висок из люгера, как жахал, бывало, Гленморанджи восемнадцатилетней выдержки:
лихо и с выдохом «хох», как пьет истинный шваб свой шнапс. Поистерит немного напоследок, но жахнет…
… Ох, не нужно было ему ездить на Восточный фронт, не нужно было смотреть на лагеря. Видно, воздушному герою нелегко стать мясником, может, просто и невозможно?
Но вот что удивительно, читатель!
Предсказание его о разлетающихся в пыль небоскребах Манхэттена сбылось через шестьдесят с небольшим лет.
Утром 11 сентября 2001 года…
Тяжело забыть этот тягостный, тоскливый аромат горелого метала, пластмассы и резины с примесью паленой человеческой плоти, скорбно повисший над новоявленной «столицей мира» на долгие несколько месяцев…
…Такой же тяжелый аромат ожег ноздри Ульриха. Бросив последний взгляд на обломки того, что ещё час назад так гордо реяло в воздухе, бережно неся его на своих несокрушимых мощных крыльях, Ульрих бездумно побрел по саду…
Сидя в обширном кабинете, расположенном в правом крыле дворца, Светлейший слушал сумбурный рассказ начальника дворцовой стражи о поимке кожаного человека с нескрываемым интересом, поглядывая на сам объект повествования, стоящий перед ним. Морщась от боли в растянутом голеностопе и потирая шишку, полученную от охраны при попытке сопротивления во время задержания в саду, Ульрих продолжал озираться, пытаясь ну хоть что-то понять в происходящем.
– Видим – бредёт, спотыкается, ну прям, как слепой, мы ему: «Стой, кто таков!» Молчит – ну, мы ему по рогам раза два… он на четыре кости… и мычит не по-нашему, не по-русски, «них сляге, них сляге»… что за «нихсля» такая?… мы не ведаем… немец, небось?
– Сейчас узнаем, – сказал Светлейший.
Князю очень, очень нравилось то, что он видел перед собой…
– Так, так, так, – довольно потирая руки, промурлыкал он, вставая из кресла. Встал. Обошел вокруг пленника пару раз, оглядывая его, как матерый барышник на базаре осматривает племенного жеребца. И мысли в его голове роились соответствующие: «Голова благородная, легкая, сухая, с удлиненной лицевой частью и прямым профилем. Ноздри широкие, тонкие, легко расширяющиеся. Затылок длинный. Шея длинная, в меру мускулистая, прямая, с нормальным выходом. Грудная клетка глубокая, длинная, средняя по ширине. Корпус конусообразный. Живот поджарый. Мощные рычаги конечностей. Прекрасно развитая, плотная мускулатура. Ноги пропорциональные, длинные, сильные, правильно поставленные. Запястье широкое, хорошо развитое. Масть – пепельная с серебристым отливом. Высота в холке… Тьфу ты…»
Светлейший поймал себя на мысли, что рассуждает совсем как заядлый лошадник и прожженный торговец живым товаром и, с одной стороны, слегка устыдился своим мыслям… С другой – внутренне весело рассмеялся им.
Это тут же отразилось на лице князя, и все окружающие, как по команде, заулыбались. Сила его обаяния была велика и, ежели он того хотел, Светлейший мог быть совершенно неотразимым, как для женщин, так и для мужчин…
Глядя на его обворожительную улыбку, Ульрих невольно улыбнулся сам и спросил:
– Wo bin ich? (Где я нахожусь?) – и слегка поморщился от боли…
«Глаза прекрасные, выразительные, большие и слегка выпуклые. Светлые, скорее, голубые, как весеннее небо над герцогством Гольштейн-Готторпским, – опять завертелось в голове у Светлейшего, – похоже, что это удача!»
Забота о том, чтобы Государыня была всегда «весела, как зяблик», лежала на его плечах. Как уже было упомянуто выше, постоянный поиск, подготовка и проталкивание фаворитов для императрицы стали для князя делом огромной государственной важности, и он действительно достиг в нем высокого мастерства, лично отбирая и фильтруя фаворитов. Треугольная семейная ячейка: Императрица – Светлейший – Очередной фаворит функционировала безупречно, если выбор был сделан правильно. Поэтому ошибки были недопустимы, ибо оппозиция их не прощала. За ошибки приходилось платить. И иногда очень дорого. Одна из таких ошибок Светлейшего по имени Дмитриев-Мамонов, ставленник князя, недавно ушел со сцены. Причем весьма скандально. А вот вторая, роковая, по имени Платон Зубов, вот уже почти полгода не давала Потёмкину покоя…
Много чего понаписано про этого человека. Про Платона Александровича Зубова – последнего фаворита императрицы всея Руси Екатерины Великой. Но хорошего – ничего… «Тщедушен и наружно, и внутренно», – вспоминал один из современников. Предлагаю тебе, читатель, наведаться в Русский музей и посмотреть на бюст Зубова работы скульптора Шубина. Это трёхмерное изображение многое объяснит и поможет составить свое собственное мнение. Точеные черты. Нежный рот. Благородной лепки лоб. Красивый, кстати, немалых размеров, нос. Общее впечатление – похож на мелкого элегантного хищника.
С большими претензиями был юноша, с большими. На скрипке неплохо играл. А сколько натворил гадостей для России! Впрочем, возможно, и сам того не осознавая… Говорят, что образ скупого рыцаря, чахнущего над златом, Пушкин списал с реального человека, с Платона Зубова в старости…
