Глава 11. Ботинки с шипами
Благоденствие подрывает дух даже мудрых; как же тогда человеку развращенному проявлять скромность, пользуясь плодами своей победы?
[252]
Саллюстий
В 87 г. до н. э. в Риме прошли выборы консулов, под председательством того же Суллы, не упустившим возможности еще раз показать, что он совсем не тиран, которым его выставляли враги. Приказав перед этим войскам убраться из города, Сулла публично отказался от любого вмешательства в избирательный процесс, поэтому в них могли принять участие даже его враги.
Главным кандидатом от их лагеря был Луций Корнелий Цинна. На римскую историческую сцену он ворвался именно на консульских выборах 87 г. до н. э. и потом четыре года занимал одну из лидирующих позиций в римской политике. Но об этом человеке, столь значимом с точки зрения римской истории, мы почти ничего не знаем. Нам известно лишь, что он принадлежал к тому же патрицианскому семейству Корнелиев, что и Сулла, но ветвь Цинн почти не оставила после себя следов. В 127 г. до н. э. его отец мог избраться консулом, но наверняка об этом говорить нельзя. Не исключено, что в 90-м или 89-м гг. до н. э. сам он стал претором и во время Союзнической войны служил легатом. Этим сведения о нем исчерпываются. Об остальных аспектах жизни Цинны – его семье, становлении, пути во власть, военных кампаниях, успехах и неудачах – источники умалчивают.
Вместе с тем, мы, с некоторой долей уверенности, можем предположить, что Цинна родился не позже 130 г. до н. э., скорее всего несколькими годами раньше. Из чего следует, что когда в Галлию явились кимвры, а в Нумидии распоясался Югурта, ему было около двадцати. Отбывая положенные десять лет на воинской службе, Цинна, надо полагать, либо служил в Нумидии, либо периодически принимал участие в походах против кимвров. Но хотя римские историки довольно подробно задокументировали эти военные кампании, рассказав нам о многих ключевых персонажах, таких как Марий или Сулла, Цинна в этих свидетельствах даже не упоминается. В них ни разу не всплывает его имя, даже мимоходом. С учетом его последующих пристрастий, можно предположить, что он служил на севере под командованием Мария, бок о бок с италийцами, поборником которых впоследствии стал.
Но хотя Цинна, скорее всего, и симпатизировал Марию, в дюжину главных приспешников последнего Сулла его не включил. И в боях, сопровождавших первый поход Суллы на Рим, он, похоже, участия не принимал. А может даже в тот момент отсутствовал в Риме, затаптывая в составе многочисленных армий последние дымившиеся пепелища Союзнической войны. Если он вернулся домой только после захвата консулом города, то все это дело обошло его стороной и он действительно мог влиться в ряды тех, кого объединила общая ненависть к маршу Суллы на Рим. Вполне возможно, что Цинна начал предпринимать усилия, дабы привлечь консула за его поведение к суду.
Но хотя он и поднимал без конца вопрос о политических преследованиях, эту наживку Сулла не заглотил. Отстранив Цинну от выборов, он выставил бы себя тем самым деспотом, которым его рисовали враги. В кандидатах на тех выборах недостатка не было, но Сулла отказался препятствовать кому-либо из них или помогать. В роли другого сильного претендента выступил Гней Октавий. Как старый консерватор-оптимат, он никогда не дружил с Марием и в принципе поддерживал реформы Суллы, но сама манера их проведения его невероятно бесила. Поэтому если Цинна решит преследовать консула в судебном порядке, рассчитывать, что у него на пути встанет Октавий, не приходилось.
В день голосования Народное собрание избрало консулами Цинну и Октавия. Сулла сделал довольное лицо и назвал произошедшее высшим доказательством того, что враги оговаривали его, величая тираном. Разве деспот позволил бы избрать консулом такого человека, как Цинна? Нет, не позволил бы. Какие преступления ни совершил бы Сулла, он никогда не ставил перед собой цель добиться ничем не обузданной тиранической власти. По сути своей, он был консервативным республиканцем, и та власть, которую он приобретал за свою карьеру, всегда служила консервативной республиканской морали. По крайней мере так, как он сам себе это представлял.
Но, допустив избрание Цинны на высший государственный пост, Сулла все же приберег себе несколько уловок. Как человек, обязывавший консулов принести присягу перед вступлением в должность, он заставил их поклясться не препятствовать проводимым им политическим реформам. В присутствии огромной толпы новоявленные консулы дали искомую клятву и бросили на землю камень в знак своего согласия отправиться в изгнание в случае ее нарушения.
Уйдя с консульского поста, Сулла мог жить спокойно, зная, что до тех пор, пока он будет командовать армиями, никакие политические преследования ему не грозят. Дабы обеспечить такую же защиту своему другу и коллеге Помпею, Сулла пристроил его командовать римскими войсками в Аскуле. Помпей Страбон пребывал на посту тамошнего главнокомандующего вот уже три года и теперь, по окончании осады, для него пришло время передать дела другому. По настоянию Суллы сенат послал Помпея встать во главе армии Страбона. Это не только защитит его лично, но и даст Сулле надежную армию, расквартированную сразу за Апеннинами, если во время его пребывания на востоке в Риме возникнут неприятности. Но ни Помпею Страбону, ни его людям эта резкая смена командования совсем не понравилась. Через несколько дней после прибытия в лагерь, Помпея без лишних церемоний убили. Злодеев, повинных в этом, так и не нашли, но в качестве главного вдохновителя преступления, вполне естественно, заподозрили Страбона.
Убийство Помпея повергло Суллу в шок, и Рим вдруг показался ему далеко не безопасным. Доделывая в городе последние дела, он окружил себя плотным кольцом личной стражи. А через несколько дней отбыл к своим легионам в Капуе, где ему было гораздо спокойнее.
Чтобы нарушить клятву, Цинне, вступившему в должность консула в январе 87 г. до н. э., времени потребовалось совсем немного. При первой же возможности он снарядил одного из трибунов выдвинуть против Суллы обвинение в незаконном убийстве римских граждан. Тот сколько угодно мог ссылаться на сенатусконсульты, однако в отличие от Опимия в 121 г. до н. э. и Мария в 100-м, он в 88-м действовал отнюдь не по особому постановлению сената. Но поскольку власть трибуна не распространялась за пределы Рима, Сулла обвинения проигнорировал и продолжил формировать легионы, чтобы выступить на восток. Оставив один легион осаждать Нолу, остальные пять он двинул на юго-восток, к порту Брундизий (ныне Бриндизи), чтобы оттуда отплыть в Грецию.
Не в состоянии помешать Сулле покинуть Италию, Цинна растоптал последние остатки принесенной им священной клятвы. Стремясь заручиться широкой поддержкой италийцев, он объявил о намерении возобновить программу Сульпиция, предполагавшую их равномерное распределение между тридцать одной сельской трибой. Видя, что коллега так бесцеремонно нарушил обет, Октавий пришел в ужас и взялся сплачивать не только консервативное общественное мнение, но и вооруженные шайки.
