Глава 6
Вся Россия в движении
К началу ноября АРА организовала кухни по всему Поволжью. И все же голод усиливался. 19 ноября советский чиновник, курировавший распределение продовольствия в селе Сорочинском, на пути из Самары в Оренбург направил своему начальству доклад о ситуации в регионе. Он подчеркнул, что значительная часть взрослого населения “обречена на смерть от голода, если только не будет оказано скорой помощи”
[112]. Толпы людей ходили по берегам рек в поисках трав и кореньев, надеясь хоть чем-то наполнить желудки. Целые семьи приходили в местные советские органы с мольбой о помощи: их животы были раздуты, лица обезображены, глаза воспалены. Для многих борьба уже окончилась:
Было несколько случаев, когда… [они] теряли последние силы, падали и умирали. Некоторые не переносят мучений царя-голода и теряют рассудок, сходят с ума. Наблюдаются часто в нашем районе такие картины, что ребенок отказывается получать пищу для себя, а просит разрешения накормить своей порцией мать. Но есть случаи, когда перед своей смертью мать душит своих детей, чтобы не оставлять их мучиться… Поверьте, наконец, что бедствие слишком велико, во сто крат больше, чем вы там думаете, и та помощь, какая оказывается теперь вами, есть только капля в море
[113].
Чайлдса одолевали противоречивые чувства. 6 ноября он написал матери, что рад творить добро: “Человек счастлив, только когда он приносит пользу”. Затем, четырьмя днями позже, он погрузился в отчаяние, уверенный, что страдания так огромны, что любая помощь, которую они могут предоставить, “прискорбно недостаточна”. Он все больше убеждался, что нужно делать больше – и особенно американцам на родине. Уверенный, что они не понимают, насколько тяжела ситуация, которую он называл “величайшей трагедией двадцатого века”, он отправил редактору газеты Lynchburg News письмо, укоряя американцев за то, что они “препираются из-за долгов и политики”, пока 20 миллионов человек умирают от голода. Он опроверг слухи, что помощь России направляется не по назначению или разворовывается, и раскритиковал популярное мнение, что у Америки достаточно собственных проблем, чтобы помогать еще кому-то. “Никогда в Америке не случалось сравнимой трагедии, – написал он. – Америке представляется великая возможность, и я, как американец, очень хочу, чтобы она воспользовалась ею себе во благо”
[114].
Он сообщил читателям в Вирджинии о новой программе АРА и призвал принять в ней участие. В октябре АРА договорилась с советским правительством запустить программу посылок с продовольственной помощью, чтобы таким образом поддержать снабжение текущих операций. В отделениях АРА в Нью-Йорке, Лондоне и других европейских городах можно было оплатить отправку большой посылки с продовольствием частному лицу в России. Обычная посылка весила почти 55 кг и включала 22 кг муки, и кг риса, 1,5 кг свиного сала и других жиров, 4,5 кг сахара и 20 банок сгущенного молока по 450 г. Каждая посылка стоила 10 долларов, то есть более чем на 2 доллара больше стоимости продовольствия, и излишек АРА использовала для расширения изначально заявленной миссии по организации питания голодных детей. Впервые АРА предложила программу продовольственных посылок на переговорах в Риге, но подозрительные советские чиновники отвергли эту идею. Однако к началу октября Ленин отбросил свои страхи по поводу работы с АРА, стал искать возможностей для расширения сотрудничества с американцами и лоббировать программу в советском руководстве. На состоявшемся в том месяце заседании Политбюро Сталин выступил против программы, утверждая, что это не благотворительность, а форма капиталистической торговли, которая не была предусмотрена изначальным соглашением. Но Ленин не видел в этом проблемы: “Если даже цель – торговля, то мы должны сделать этот опыт, ибо нам дают чистую прибыль голодающим”
[115]. Ленин одержал верх в споре, но сторонники жесткого курса, включая Сталина, не собирались сдаваться американцам. Чайлдсу и остальным сотрудникам казанского отделения это объяснили в середине ноября.
11 ноября Чайлдс и Варен посетили выставку в Казанском художественно-техническом институте. Они ходили по залам, дрожа от холода в неотапливаемом здании, и внимание Чайлдса привлекла картина, посвященная голоду. На холсте оборванные беженцы брели по унылому полю в последней попытке спастись от смерти. Он купил картину за 6 миллионов рублей, то есть менее чем за юо долларов. Художник, Николай Фешин, родился в Казани и учился у великого мастера Ильи Репина в Императорской Академии художеств в Санкт-Петербурге, а теперь вместе со своей семьей влачил жалкое существование в родном городе. Чайлдс передал Фешину, что хочет заказать у него портрет, за который заплатит продовольствием АРА. Художник обрадовался заказу, и вскоре Чайлдс стал ежедневно позировать ему.
Илл. 20. Портрет Чайлдса кисти Фешина
Пока Чайлдс наслаждался искусством, чекисты нанесли удар по АРА. В тот же день они арестовали трех русских сотрудников организации: завхоза по фамилии Соломин, инспектора по кухням АРА мадам Депу и ассистентку Варена по фамилии Красильникова. Аресты были явным и провокационным нарушением Рижского договора и возмутили американцев. Тернер заявил, что они свернут миссию и следующим же утром уедут в Москву: он опасался, что они на очереди, и вовсе не хотел оказаться в застенках ЧК. Варен, однако, сумел его переубедить. Он предложил сначала прекратить все поставки продовольствия, одежды и медикаментов в округе и отправить официальную жалобу правительству Татарской республики, потребовав немедленного освобождения и возвращения к работе сотрудников АРА, если не будут названы законные основания для их задержания. Варен подозревал, что выпад против АРА совершили не местные власти, с которыми у американцев установились хорошие отношения, а московские, и он был прав. Подобные аресты произвели в отделениях АРА в Царицыне и Самаре.
Тактика Варена сработала, и днем 14 ноября бледный, осунувшийся Соломин пришел на работу прямо из тюрьмы. Чайлдс сравнил его с напуганным рэт-терьером. Явно потрясенный случившимся, Соломин сказал американцам, что в ЧК его заставили подписать признание в антисоветских симпатиях. Вскоре освободили и женщин. На следующий день Варен написал в московское отделение АРА, чтобы сообщить, что вопрос успешно разрешился, как только стало очевидно, что они “отвечают за свои слова и ожидают от них того же”
[116].
