Когда в конце января Вольф прибыл в Москву, он с удивлением понял, что служба в армии не подготовила его к работе в России. На вокзале стояла неописуемая вонь, в темноте ютилась масса оборванцев. Через два дня, по дороге с самарского вокзала в отделение АРА, Вольф увидел, как две собаки на улице дерутся за полусъеденный труп. Ужаснувшись, Вольф посмотрел на шофера, но тот и бровью не повел. Подобное было в порядке вещей. На прогулке после ужина Вольф насчитал четырнадцать трупов, которые валялись на улицах прямо возле резиденции сотрудников АРА.
Большую часть времени Вольф работал на севере Самарской губернии, в Мелекессе (ныне Димитровград), где был единственным американцем. Объезжая окрестные деревни, он видел те же тяготы, что описывали другие сотрудники АРА: окоченевшие трупы лежали в амбарах, как дрова, ожидая весеннего захоронения; в зловонных больницах не хватало коек, одеял, аспирина и мыла; ходячие мертвецы с ввалившимися глазами и пустым взглядом едва переставляли ноги, а затем и вовсе от изнеможения валились на заснеженную улицу. Вольфу были особенно любопытны “бесчеловечные преступления” – так он называл кошмарные поступки, на которые людей толкал голод. В деревне за деревней он встречал крестьян, которые признавали, что ели человеческую плоть – хоть с найденных трупов, хоть с убитых ради пропитания людей. Одержимый этими историями, Вольф несколько недель шел “по следу людоеда”, как он написал в начале марта коллеге по АРА Уильяму Шефроту, и помогала ему “надежная информация о людоедах”, предоставленная местными чиновниками. На всякий случай он всегда брал в поездки револьвер. Одно дело – слушать рассказы о людоедах и совсем другое – поймать их с поличным. “Если удастся это показать, возможно, АРА пригодятся эти сведения”
[242]. Вскоре после этого Вольф нашел что искал и вместе с советскими помощниками сфотографировался с находкой, всем своим видом показывая, что исполнил свою задачу. АРА получила доказательства. Вольф отправил снимок московскому начальству. К несчастью, подробности о фотографии – где она была сделана, кто стоит рядом с Вольфом, как были обнаружены части тел – были утеряны.
По официальным советским донесениям, первые случаи каннибализма были зафиксированы летом 1921 года
[243]. Правительство, что неудивительно, такие сообщения тревожили, и все же оно не запрещало публиковать статьи о них в ведущих газетах – “Правде” и “Известиях”. Однако уже весной 1922 года некоторым чиновникам стало казаться, что пресса заходит слишком далеко. Нарком здравоохранения Николай Семашко жаловался на страницах “Известий”, что пресса освещает происходящее, как “бульварную сенсацию”
[244]. Полученные из вторых рук истории газеты преподносили как факты, а репортеры вся больше склонялись к преувеличениям и необоснованным спекуляциям.
Критика Семашко подтолкнула врача и поэта-любителя Льва Василевского провести собственное исследование людоедства. По мнению Василевского, проблема была слишком серьезна, чтобы отмахнуться от нее или отдать ее на откуп беспринципным репортерам. Нужно было установить истину и наказать виновных, а в случае невменяемости – отправить их в специализированное учреждение. Василевский решил провести серьезное расследование, побеседовать с врачами, государственными и местными чиновниками и изучить материалы, собранные самарским “Музеем голода”, который двое местных ученых основали, чтобы документировать ужасы голода и способствовать просвещению общественности. В музейных коллекциях хранилась серия жутких фотографий людоедов, как правило снятых вместе с фрагментами тел, которые были найдены у них при аресте.
Фотографии голодающих крестьян и людоедов также демонстрировались на разных государственных выставках, которые знакомили людей с ужасами голода
[245].
Илл. 34. Три арестованных за людоедство женщины с вещественными доказательствами преступления
В 1922 году Василевский опубликовал на основании своих исследований брошюру “Жуткая летопись голода (самоубийства и антропофагия)”. Скупым языком он составил леденящий душу каталог убийств, насилия, безумия и неописуемых страданий. Он цитировал башкирскую версию “Известий”: “В кантонах очень часты случаи употребления человеческого мяса. Доведенные до одичания голодные люди режут своих детей и едят. Едят трупы умерших от голода”
[246]. Василевский также привел слова чиновника из села Большая Глушица в Пугачевском уезде, который выразил опасение, что теперь всем “грозит полное людоедство”
[247]. По свидетельству Василевского, случаи каннибализма исчислялись сотнями, и он предполагал, что их количество будет расти по мере усугубления голода и ослабления табу на поедание человеческой плоти. Именно опасение “психологической инфекции” заставило Василевского опубликовать свое исследование, поместив на первую страницу предупреждение, что его не стоит распространять в зоне голода: он опасался, что читатели сделают неверные выводы из его работы. Среди случаев, описанных в “Жуткой летописи”, была история трех подростков из Уфимской губернии. Прежде чем их поймали, они заманивали маленьких детей в стоящую на отшибе избу, душили, разрубали тела на части, варили и съедали. Власти не смогли установить точное число их жертв. Подростков отправили в специализированное учреждение для малолетних преступников, где надзиратели разделили их из страха, что они продолжат совершать преступления, пребывая в заключении.
Василевский побеседовал с врачом, который проводил собственное исследование. Тот счел этот случай особенно тревожным. Оказалось, что у троих заключенных дома было достаточно еды, а потому они занялись своими жуткими делами из чистого любопытства. На допросах они казались нормальными, спокойными и даже вежливыми, но он не сомневался, что их “помешательство достигло критической стадии, и надежды на выздоровление уже не было”.
Их случай напомнил Василевскому о прочитанном в курской газете: “Люди перестали быть людьми. Потухли человеческие чувства, проснулся зверь, не имеющий разума и жалости”
[248]. Хотя Василевскому пришлось с этим согласиться, он настаивал, что происходящее было не проявлением русского характера, а закономерным результатом долгих лет страданий и мук. В этом Василевский был прав. Случаи каннибализма наблюдались во время голода в других частях света, например в Ирландии времен Конфедерации XVII века и в Китае периода Большого скачка при Мао.
