После неожиданной поставки огромного количества кукурузы сотрудники АРА в разных округах работали не покладая рук, но вдруг составы с грузом необъяснимым образом перестали приходить в их города. Бурный поток кукурузы сменился тонким ручейком. Как и опасались многие американцы, российская железнодорожная система не справлялась с нагрузкой: на ходу оставалось лишь около 20 % довоенного подвижного состава, и страна была усеяна так называемыми кладбищами паровозов, где железные махины стояли без движения, постепенно покрываясь ржавчиной. Составы начали ломаться по дороге к зонам голода, блокируя пути и провоцируя заторы. Вскоре движение прекратилось вовсе. Целых 60 тысяч тонн американского продовольствия и медикаментов лежали на складах из-за отсутствия транспорта.
Однако проблема заключалась не только в плачевном состоянии железных дорог. Государство месяцами не платило железнодорожникам зарплату, и некоторые из них решили взять ситуацию в свои руки. В Козлове (ныне Мичуринск), в юс километрах к западу от Тамбова, они стали срывать печати с простаивающих вагонов АРА и выгружать зерно на собственные склады, несмотря на протесты американцев, один из которых был арестован ГПУ после попытки вмешаться в происходящее. В других местах пустые грузовые вагоны, подготовленные для АРА, пускали на перевозку зерна, закупленного советским правительством для весенней посевной. Ситуация сложилась критическая. Нужно было как можно скорее доставить кукурузу на узловые станции, чтобы там ее могли перемолоть, погрузить в мешки и разослать по деревням, находившимся в сотнях километрах от станций и связанным с ними ужасными проселочными дорогами. В ином случае операцию ждал бы провал. Теперь все зависело от погоды. При ранней весне от тающего снега дороги покрылись бы таким глубоким слоем грязи, что проехать по ним никто бы уже не смог. Печально знаменитая распутица – сезон плохих дорог, когда российские деревни превращались в острова, отрезанные от мира, – не позволила бы кукурузе добраться до голодающих. Долгие месяцы усердного труда прошли бы зря, и миллионы людей умерли бы от истощения. Все в АРА уповали на долгую зиму.
Между тем в Москве Хэскелл отчаянно пытался понять, что пошло не так. Эйдук утверждал, что держит ситуацию под контролем и скоро все исправит, но Хэскелл терял на это надежду. Для начала он позволил некоторым железнодорожникам присваивать часть американского зерна, чтобы тем самым подтолкнуть их вернуться к работе. Эйдук воспользовался этим, и вскоре захват американской провизии вышел за установленные Хэскеллом рамки. Получив отказ при попытке назначить встречу с Каменевым, Хэскелл начал склоняться к мысли, что кризис возник не в силу обстоятельств, а стал результатом тайной правительственной кампании по саботажу миссии АРА.
Когда железнодорожный кризис приближался к своему пику, в Италии собрались представители более 30 государств, которые предполагали обсудить вопросы экономической реконструкции Центральной и Восточной Европы, все еще не оправившихся от разрушительной войны. Одним из ключевых на повестке дня был вопрос о статусе Советской России. Генуэзская конференция начала свою работу 10 апреля, и Ленин надеялся, что переговоры приведут к крупным инвестициям со стороны Союзников, а также импорту западных технических знаний и навыков, которые были крайне необходимы для перестройки страны. Русские ехали в Геную “не как коммунисты, а как купцы”, отмечал Ленин в “Правде”
[265]. Но его надежды разбились о противоречия между Советской Россией и Союзниками по вопросу о российских иностранных долгах и выплате компенсаций иностранцам, лишившимся собственности в России. И все же переговоры не обернулись полным провалом. Советские представители тайно встретились с немецкой делегацией с целью подписать двустороннее соглашение, которое должно было противопоставить государства-изгои Союзникам. Рапалльский договор, заключенный 16 апреля в нескольких километрах от Генуи на Итальянской ривьере, нормализовал отношения между странами и подтвердил их готовность содействовать удовлетворению “экономических нужд обоих государств”. Более важным, хотя и не вошедшим в официальный обнародованный договор, стало секретное соглашение, позволившее Германии в нарушение Версальского договора размещать военные и оборонные объекты на советской территории в обмен на помощь с модернизацией советских вооруженных сил. На ранних порах своего становления свирепый немецкий вермахт, вторгшийся в СССР летом 1941 года, был многим обязан закулисной дипломатии Ленина в Рапалло.
США в Генуэзской конференции не участвовали, и американцам казалось, что транспортный кризис объяснялся именно их отказом вести переговоры с советским правительством, не говоря уже о его признании. На встрече с Каменевым, состоявшейся примерно в это время, Куинну, назначенному в марте заместителем Хэскелла, сказали, что, пока США официально не признают Советскую Россию, свобода действий АРА будет ограничена. Иными словами, проблема была в американцах, а не в русских. В попытке заставить русских сделать хоть что-нибудь 10 апреля (в день открытия Генуэзской конференции) Хэскелл отправил Гуверу телеграмму, открытым текстом советуя приостановить закупки продовольствия в США и отправку зерна в Россию, пока советское правительство не продемонстрирует, что хочет продолжения гуманитарной операции. Как и планировал Хэскелл, советское правительство перехватило и прочитало его незашифрованную телеграмму, после чего Эйдук незамедлительно связался с ним, чтобы назначить встречу на следующий день.
По одну сторону стола расположились Хэскелл и Куинн, по другую – Каменев и Эйдук. С самого начала стало очевидно, что Каменев готов на все, только бы не лишиться американской помощи. Он признал, что реквизиция продовольствия носила “криминальный”
[266] характер, и дал слово, что она немедленно прекратится. Он также пообещал прекратить аресты сотрудников АРА без согласования с американцами и увольнять любого своего подчиненного, виновного в препятствовании работе АРА. Каменев заверил Хэскелла, что на железной дороге составам АРА будет даваться тот же приоритет, что и составам советского правительства. В ходе встречи Каменев отчитал Эйдука за плохую работу на посту полномочного представителя и отметил, что внимание к этому вопросу нужно было привлечь гораздо раньше. Под конец Каменев дал Хэскеллу понять, что правительству известно, что никто, кроме американцев, не способен справиться с текущим кризисом в стране.
На следующий день Каменев назначил еще одну встречу с участием Хэскелла, Эйдука и Феликса Дзержинского, который совмещал должности председателя ГПУ и наркома путей сообщения, а потому отвечал за российские железные дороги. При встрече с грозным “Железным Феликсом” Хэскелл был ошарашен. Дзержинский был вежлив и учтив, даже обходителен, а взгляд его голубых глаз казался мягким.
Илл. 36. Феликс Дзержинский
