Русские курьеры стали истинными невоспетыми героями гуманитарной миссии АРА. Никто из связанных с операцией людей не подвергался большей опасности, чем они. Зимой 1921/22 года каждый третий курьер лежал в больнице с тифом. Разъезжая по России, курьеры практически жили в поездах, где селились не только попрошайки, воры и бандиты, но и вши. Толкаясь среди кишащих паразитами пассажиров, не подхватить инфекцию было очень сложно, а избежать физического контакта и вовсе невозможно. Поезда и платформы были так переполнены, что сотрудники АРА разработали технику “летающего клина”, выстраиваясь таким образом, чтобы создать в человеческой массе коридор, сквозь который курьер мог протиснуться к поезду. По прибытии каждого курьера обметали веником, чтобы смахнуть с него как можно больше вшей, прежде чем он войдет в отделение АРА с мешком корреспонденции. С курьерами отправляли не только письма. Они перевозили все необходимое – от предметов бытового назначения, офисного оборудования и медикаментов до спирта, газет и денег. Порой курьерам выдавали до двадцати больших ящиков. Они работали посменно и передавали ношу по линии, от курьера к курьеру. Расстояния были громадными, и огромное количество времени проходило в дороге: так, 650 километров от Петрограда до Москвы преодолевали за четыре дня, а 950 километров от Москвы до Царицына – за восемь. Поразительно, что деньги АРА не пропали ни разу, а потерян оказался лишь один ящик с личными вещами. Русские курьеры были воплощением честности, самоотверженности и упорства. Некоторые из них, целыми днями сидя в застрявших в снегу поездах, продавали собственное белье, чтобы купить еду, но и пальцем не прикасались к вверенному им грузу. Без них АРА не справилась бы с российской миссией.
Высокие сугробы, которые затрудняли связь с Москвой, имели свои преимущества: они скрывали трупы людей и животных, лежащие на оренбургских улицах. Весной снег растаял, жуткие останки обнажились, и наружу вырвалась тошнотворная вонь. Возникла угроза болезней. На берегу реки нашли более сорока разлагающихся тел. Санитарные условия в городе были ужасны. Мощеной была лишь одна улица, система водоснабжения часто загрязнялась, а мусорные баки еще не изобрели. На весь Оренбург работало всего две общественных бани, и большинству людей они были не по карману. Около 95 % городского населения страдало от вшей.
Летом 1922 года АРА создала из тысячи застрявших в городе беженцев рабочую бригаду, которую отправили чистить грязь. Когда с этим было покончено, бригада укрепила берега реки, чтобы подготовиться к следующему весеннему половодью, починила несколько разбитых улиц и высадила овощи на 16 гектарах земли. АРА установила постоянную систему фильтрации поступающей в город воды и убедила муниципальные власти прочистить канализацию.
Американцам в Оренбурге жилось особенно тяжело. Осенью 1922 года социальный работник и реформатор Аллен Бернс посетил город, чтобы лично оценить ситуацию, и был поражен увиденным:
Ребята из АРА были на нервах из-за усердной работы и воспоминаний об ужасах прошлой зимы, когда они трудились день и ночь <…> Этим американским парням не нужно было объяснять мне, через что они прошли: я прочел все у них по глазам, прежде чем они успели сказать хоть слово. Такие пустые, безрадостные улыбки, не касавшиеся глаз, я видел у военнопленных, которые прошли через пять лет тюремного ада, тифа, холеры, оспы, голода и холода
[360].
Он спросил у одного из американцев, почему они демонстрируют “такие признаки страданий”, хотя живут в тепле, не испытывая недостатка в одежде и продовольствии. “Как, черт возьми, есть и спать настоящему человеку, если он знает, что утром, выглянув из окна, он первым делом увидит лежащие на улице трупы? – ответил американец. – Трупы людей, умерших ночью от голода и холода. В некоторых деревнях люди настолько обезумели от голода, что стали есть трупы”
[361]. Он сказал Бернсу, что досыта в Оренбурге едят лишь собаки, которые питаются непогребенными телами на кладбище.
Флеминг согласился с мрачной оценкой города, но его настроения это не испортило. Он усердно трудился над составлением большого отчета об истории работы АРА в регионе, собирая как можно больше статистических данных и просматривая документы, чтобы определить, какие из них сохранить и привезти назад, а какие уничтожить. 21 сентября он написал родителям, что “наслаждается каждым моментом” в городе и “никогда в жизни не чувствовал себя лучше”. У него не было времени на тоску по дому, ведь ему только предстояло посетить Азию: “Посмотрел через реку на Азию, но пока туда не переправился. Какой смысл?”
[362]
23 сентября Флеминг выехал из Оренбурга в Самару, где оказался на следующий день. Поездка на принадлежащем АРА “кадиллаке” с вокзала в дом персонала вышла запоминающейся:
Шофер вез нас странным и опасным образом, но наши хозяева, казалось, не обращали внимания на его зигзаги. Сначала он ехал по одной стороне улицы, затем по другой, потом, взяв курс на телефонный столб, нажал на газ, но в последний момент передумал и отвернул в сантиметре от столкновения. После этого он двумя колесами заехал на тротуар, затем съехал с него, едва не задев брызговиком каменный столбик, снова выехал на середину улицы и решил остановиться, но опять в последний момент передумал, осторожно преодолел ухаб и вильнул еще раз. Раз-другой он притормаживал перед большими зданиями, и мне казалось, что мы приехали, но это было не так – движение продолжалось. Словом, поездка была весьма любопытной
[363].
За несколько дней в Самаре Флеминг узнал, что их шофер, как и большинство опытных водителей, изучил все ямы, ухабы, провалы и кратеры на дороге и стал ездить причудливыми “зигзагами”, как отметил Флеминг, чтобы искусно огибать все препятствия. “Оказывается, все шоферы во всех округах танцуют свой танец на каждой улице города. Удивительный пример адаптации!”
[364] Зная об этом, местные власти не видели смысла тратить скромные бюджетные средства на ремонт улиц, ведь все прекрасно понимали, куда лучше не заезжать.
Из Самары Флеминг поехал в Уфу По пути он остановился на ночь в Бугуруслане. Он спросил встреченного крестьянина, как обстоят дела и какие надежды возлагаются на следующий урожай, и тот ответил, что у него достаточно еды, чтобы продержаться до февраля, но после этого голод наверняка нагрянет снова и будет еще хуже, чем годом ранее. Когда мужчину спросили, как крестьяне относятся к АРА, он сказал: с благодарностью. Он надеялся, что АРА никуда не уйдет и поможет им весной, когда нужда снова обострится.
Ознакомившись с документами уфимского отделения, Флеминг отправился дальше. Ему уже хотелось вернуться в Москву, к Полине. Его отец, агент New York Life Insurance Company в Салеме, написал Гарольду, что родители получают его письма и однажды даже зачитали некоторые из них своим друзьям с местной фермы. Отец гордился Гарольдом и его работой. “Она помогает наладить отношения России и США и великолепным образом показывает братство народов. Россия – давний друг США со времен Войны за независимость, и очень хорошо, что именно наша страна может и готова услужить [России] в эти тяжелые времена”
[365]. В завершение он сказал, что тревожится за здоровье Полины и надеется, что ей уже лучше.
