Все это в совокупности с решением экспортировать зерно убедило Гувера, что фундаментальных изменений в позиции советского руководства не произошло. В декабре 1921 года Гувер оптимистично смотрел на перспективы американо-советского сотрудничества и писал госсекретарю Хьюзу, что “запущенные меры поддержки уже существенно улучшили ситуацию и способствовали установлению добрых отношений, а их продолжение создаст обстановку, которая вкупе с остальными факторами позволит американцам в нужный момент захватить лидерство в деле реконструкции России”
[391]. Теперь стало очевидно, что этому не бывать. Даже Хэскелл, верный друг и товарищ советских руководителей, недоверчиво качал головой. В начале 1923 года он написал Куинну: “Что же касается Ленина, ничего существенного не происходит, но я передаю ему устные сообщения. Думаю, за отсутствие результатов в этой сфере им следует благодарить собственную глупость и нежелание сотрудничать с АРА”
[392].
К январю 1923 года Гувер решил, что пора готовиться к окончанию миссии и спокойному уходу из России. По его приказу Куинн составил подробный план сворачивания операции, который 11 января отправил в нью-йоркское отделение АРА, предложив покинуть Россию к началу июня. Гувер одобрил его план, и после обсуждения в Нью-Йорке было решено не сообщать о нем советскому руководству, чтобы таким образом снизить вероятность возникновения новых проблем в последние месяцы работы. Кроме того, руководители АРА решили больше не протестовать из-за нарушений Рижского договора советской стороной. 23 января из нью-йоркского отделения в московское телеграфировали: “Шеф считает, что советские власти пытаются вытеснить нас из России и предпримут попытку выставить нас виноватыми. В настоящее время необходимо поддерживать с ними хорошие отношения и готовиться к отъезду”. Куинн назвал это “самоварной дипломатией”
[393] и велел всем руководителям округов проследить, чтобы при взаимодействии с местными властями все вели себя наилучшим образом.
Новость о грядущем окончании миссии не обрадовала многих сотрудников АРА, ведь оставалось множество голодных, которые нуждались в их помощи. Хотя к ноябрю численность людей, которые питались на кухнях, существенно сократилась – продовольствие получали лишь немногим более 80о тысяч детей и взрослых, – в последующие месяцы она снова возросла и достигла 3 миллионов человек. 31 января в “Известиях” сообщили, что урожай в Самарской губернии составит около 30 % от нормы. Руководитель Самарского округа АРА разделял этот пессимизм и отмечал в своем докладе: “Как и ожидалось, во второй половине зимы голод обострился. Запасы зерна на исходе”. Тем не менее Ландер хотел, чтобы АРА закрыла свое отделение в Сызранском уезде Самарской губернии, ссылаясь на благополучную статистику по урожаю, представленную местным представителем Последгола, хотя и сотрудники АРА, и советские уездные чиновники понимали, что эта статистика излишне оптимистична
[394].
В США по-прежнему шли горячие дискуссии о масштабах голода. В ноябре Пакстон Хиббен, бывший дипломат, ныне возглавляющий Американский комитет помощи российским детям, на страницах The Nation обвинил АРА в занижении численности голодающих в России и оказании недостаточной помощи. Он заявил, что на пороге голодной смерти находятся 7 миллионов человек, возложил вину за это на недоработки АРА и даже снял с советского правительства ответственность за голод. 7 января Хиббен в ряду других ораторов выступил на многочисленном митинге за признание Советской России в Нью-Йорке и сказал, что Гувер выступает против установления связей с Россией, просто потому что не видит способа извлечь из этого личную выгоду. Россия, продолжил Хиббен, в моральном и политическом отношении стоит выше США, где ведутся “расовые войны” и орудуют “убийцы”. Там “люди могут сколько угодно критиковать правительство <…> и все равно смотреть на мир, не выглядывая из-за прутьев [тюремной] решетки”
[395]. Гувер обычно не обращал внимания на таких критиков, в частных разговорах называя их безответственными “розовыми и красными”
[396]. Даже сотрудники АРА, выступавшие за улучшение отношений с советским государством, сторонились левых критиков вроде Хиббена. “Думаю, мы так близки к успешному завершению своей работы, – писал Хэскелл коллеге по АРА в феврале, – что в оставшиеся несколько месяцев сможем вынести почти что угодно, вместо того чтобы вступать в столкновения с этими людьми и давать радикалам в Америке возможность критиковать нас за то, что мы бросаем этих людей и развязываем с ними борьбу”
[397].
Отчасти проблема заключалась в том, что только те, кто работал в России во время голода, понимали всю сложность миссии. Они не без причины недоумевали, анализируя, чего им удалось достичь. “Если задуматься, работа АРА в России определенно стала самым невероятным предприятием и, пожалуй, может во многих отношениях считаться одной из величайших операций в истории, – писал Уолтер Белл из Уфы коллеге из Нью-Йорка в конце декабря. – Целый год я сталкивался с обычными и необычными странностями, с которыми приходилось работать во всех округах, и полагаю, что никто из нас, американцев, не может сказать, как мы справились с этой задачей”
[398].
1923 год
Глава 20
Голод не отступает
8 января 1923 года Фрэнк Голдер написал в Орегон своим друзьям Тому и Сигрид Элиот, чтобы сказать им спасибо за рождественское письмо, которое всколыхнуло в нем теплые воспоминания о чудесном времени, проведенном вместе. Элиоты, как и Голдер, надеялись на улучшение отношений с Россией, но совершенно иначе объясняли причины напряженности между странами. В письме Голдеру они предположили, что проблема заключается в Гувере и Хьюзе, однако Голдер с этим не согласился. Он сказал, что американское правительство в последний год делало все возможное, чтобы наладить отношения, но все попытки провалились из-за мелочности советского руководства. “Красные, – отметил он, – хотят получить нашу помощь, а еще сильнее хотят получить наш буржуазный капитал”
[399]. При этом они постоянно чинят препятствия и работают себе во вред. Голдер признал, что среди государственных лидеров есть “благородные люди”, “но многие из них – настоящие подлецы, которые убивают дух движения”
[400]. Ему было обидно читать критику АРА в таких изданиях, как The Nation, и слышать, как люди вроде Пакстона Хиббена называют советское правительство единственным честным правительством в мире. Он никогда не понимал, почему приличные люди в США порочат Гувера и АРА, но хвалят советскую власть.
