Со Смутного времени крестьяне смотрели на представителей власти через призму отношений «истинный – подложный». Самозванцы, подобные Семенову, появились одновременно с лжецарями, но как политические и социальные акторы проявили себя примерно в середине XVIII века, в период массового изготовления лжеуказов. Высшей точки эта форма самозванства достигла в XIX веке, когда масштабное Пугачевское восстание сменилось чередой разрозненных местных бунтов. Тогда и начали расти как грибы семеновы и сотни других мнимых князей и чиновников, «посланников Его величества», наводнивших страну с «тайной миссией, чтобы обмануть бдительность господ и продажных чиновников», посланников, несших народу весть о разных обретенных им свободах.
УТРАТА ЛЕГИТИМНОСТИ ЭМИССАРОВ ИМПЕРАТОРА
Те самые крестьяне, которые, по их уверениям, ждали настоящего царского эмиссара, и те, которые притворялись его посланниками, отрицали подлинность представителей императора. В 1804 году воронежский губернатор приехал в имение, где мужики отказывались отбывать барщину. Он выбрал одного из них и грозился высечь его кнутом. Страсти накалялись. Владелец поместья написал потом в отчете, что своими действиями губернатор возбудил у крестьян подозрение, будто он не настоящий губернатор, а человек, нанятый господами, чтобы нагнать на них страху. В 1861 году среди крестьян Витебской губернии ходили разговоры, что генерал-майор Веймарн из императорской гвардии на самом деле самозванец, «нанятый барином и переряженный им в генерала». В том же году гродненские мужики объявили флигель-адъютанту императора Н. К. Нарышкину, что не признают истинность его чина и что начальник стоявшего у них полка тоже купленный на деньги господ самозванец. Граф Апраксин, приказавший расстрелять бездненских крестьян в 1861 году, жаловался императору на мужиков, которые твердили, будто «я не настоящий адъютант вашего в[еличества], а переодетый в мундир помещиками». В 1875 году воронежский губернатор писал о безуспешных попытках образумить крестьян, оспаривавших притязания крупных помещиков на местный лес: «Крестьяне встали на колени, но в последних рядах зашептались о том, подлинное ли у меня губернаторское звание и не послан ли я тамошними господами».
Можно привести еще немало примеров отказа крестьян признавать подлинность тех чиновников, которые приезжали увещевать их в необходимости подчинения. И раз за разом крестьяне определяли неугодного им посланца одним словом – ряженый. Будто побуждая нас увидеть в этом слове некий ориентир российской политической истории.
«УМИРАЕМ ЗА БОГА И ЦАРЯ»
«Да это войско не царское! <…> Это не царские слуги! Это дворянское войско, а настоящее войско только еще идет к нам на выручку». Весьма красноречив драматический рассказ С. Н. Худекова, адъютанта генерала Дренякина, посланного царем-«освободителем» для «замирения» пензенских и тамбовских крестьян, собравшихся в деревне Кандеевке выразить свое неудовольствие по поводу Положения. Генерал, обратившись к толпе, потребовал разойтись и заняться отработкой барщины. Ответом ему был возглас: «За Бога да за царя умираем!» – «Если же меня не послушаетесь, то я пулями разгоню вас!» Солдаты изготовились стрелять в крестьян с расстояния в сорок шагов. «За Бога да за царя помираем!» Послышался залп, и в первых рядах упали несколько крестьян. Толпа же «стояла по-прежнему неподвижно и только закрывала лицо своими шапками, как бы защищаясь от пуль». Снова увещевания генерала: «Вы видите, что я не шучу!» – «За Бога да за царя умираем!» Был дан второй залп, унесший еще несколько жизней, но толпа не дрогнула. Тогда Дренякин снял с шеи крест с изображением Богородицы: «Видите, ребята, этот образ! Это благословение моей матери. Это – святыня для меня. При вас целую эту святыню и клянусь Спасителем, что я говорю вам правду. Клянусь, что я прислан к вам нашим милостивым царем для того, чтобы объяснить и растолковать манифест. Не верьте дурным людям, которые толкуют вкривь и вкось и ведут вас в пропасть!.. Надо повиноваться властям! <…> Клянусь, что говорю вам правду. Прошу со слезами на глазах, умоляю вас, разойдитесь…» Худеков вспоминал, что у генерала и у многих офицеров из его свиты и вправду на глазах выступили слезы. «За Бога да за царя умираем!» – повторили мужики. «Тогда, по команде генерала Дренякина, последовал еще третий залп. Крестьяне валились как снопы; остальные же стояли стеною неподвижно, как бы не сознавая того, что эти залпы унесли много жизней. Присутствовавшие при этом офицеры, участники севастопольской обороны, люди, закаленные в боях, утверждали, что храбрость и стойкость крестьян не имеют подобного примера в летописях военной истории. Во время боя, если в какую-либо часть войск стреляют на близком расстоянии, то обстреливаемая часть никогда не может устоять на месте: она или бросается вперед, или в паническом страхе рассыпается по сторонам. Кандеевские же крестьяне выдержали три залпа чуть ли не в упор и не дрогнули; они стояли неподвижно, глядя смело вперед, как бы ожидая смерти. Они слепо и бесповоротно исполняли свой пароль и лозунг – „за Бога да за царя умираем“. И действительно, крестьяне безропотно умирали, не издавая ни одного вопля. Раненые не стонали, как бы сознавая, что они принимают мученический венец. – Всем бы этим мужичкам за их стойкость по Георгию повесить на кафтан! – перешептывались между собою офицеры».
НАСИЛИЕ КАК КРИТЕРИЙ ЛЕГИТИМНОСТИ
В результате нашествия самозванцев и шарлатанов выработался ряд поведенческих моделей, с помощью которых человек силился подтвердить свою личность. Одним из необходимых качеств была грубость. Как говорилось в начале главы, свою поддержку Алексею Семенову крестьяне оправдывали грубостью его манер. В 1894 году на процессе проходимца Раменского, которого мы упоминали выше, один чиновник, выступавший на стороне обвинения, рассказал суду, что, когда он заикнулся о документах «господина графа», тот обрушил на него такой поток проклятий, что у него отпали последние сомнения: именно таким тоном с ним всегда говорили представители власти. В 1895 году корреспондент «Орловского вестника», повествуя о поимке мнимого земского начальника, разоблаченного при первом же появлении, не без иронии замечал: «Самозванец не догадался, однако, высечь хоть одного мужика и попался в руки полиции». То, что на насилие ссылались как на признак подлинности звания или чина, свидетельствовало о рутинном и повсеместном характере этого явления со стороны власть предержащих.
Глава XXI. ОСОБЫЙ ДЕНЬ, ИЛИ ВСТРЕЧА «ПЕРЕДОВОГО» ДВОРЯНИНА С «ОТСТАЛЫМ» МУЖИКОМ
Однажды сказал граф Воронцов государю: «Что вас за род Романов, существует на свете сто сорок лет, так мне должно быть царем, а ты самозванец».
В. Ганцева-Берникова. Отголоски декабрьского восстания 1825 года
КРЕСТЬЯНСТВО ВДОХНОВЛЯЕТ РЕВОЛЮЦИОННО НАСТРОЕННЫХ ДВОРЯН
Четырнадцатого декабря 1825 года в России вновь установилось двоецарствие. За месяц до этого, девятнадцатого ноября, в Таганроге скоропостижно скончался император Александр Павлович, не оставивший потомства. Для таких случаев закон о престолонаследии от 5 апреля 1797 года предусматривал переход трона к следующему по старшинству брату императора, в данном случае к великому князю Константину Павловичу, наместнику Царства Польского. Однако тот в 1822 году в письме к Александру отрекся от престола, и император назначил своим преемником Николая, следовавшего по старшинству после Константина. Немногими людьми, знавшими об этой рокировке, были Константин, Александр, супруга и мать последнего, а также митрополит Московский и князь Голицын. Поэтому, едва весть о смерти императора достигла столицы, Николай принес присягу Константину, а тот, оставаясь в Варшаве, в свою очередь присягнул Николаю… Неразбериха продолжалась несколько дней, в течение которых из Варшавы в Петербург и обратно один за другим мчались курьеры. Когда Николай наконец принял трон, дата принесения присяги была назначена на четырнадцатое декабря.
