— Это не банда, — вздохнул Петров. — Это — силы, которые остановить практически невозможно. Твари лишь проявление этих сил, их «оружие». Но «сердце зла», управляющее этими силами, для нас недостижимо. Как можно бороться с теми, кто недостижим? Как ты представляешь схватку с мечом, который не держит ничья рука? Как ты собираешься остановить этот меч?..
— Смотри на жизнь проще, — посоветовал я, вставляя снаряженную обойму в рукоять пистолета и загоняя патрон в патронник. — Они кто? «Побочные эффекты». Будем устранять! Ох, слышал бы сейчас меня кто-нибудь! Иду брать «банду вурдалаков»… Даже самому приятно — звучит!
— А я — боюсь, — признался Петров. — Впервые за все время работы в этой области я боюсь… Есть вещи пострашнее смерти. И чтобы сражаться с этими тварями, нужно быть готовым к подобным вещам. А я не готов… Я не знаю, что делать, а ты не понимаешь всей сложности ситуации… Хороша пара «воителей». Мы не готовы, Серёжа, это точно! Эти пули для них могут оказаться как мёртвому припарки. А если и свалят кого-нибудь, то впереди нас будет ожидать Жеводан… Не представляю себе, как все это у нас получится… Как?!
— Если говорить честно, то меня больше беспокоит то, что будет со мной, если я вернусь из этого чертова замка. Представляешь, как озвереет Калинкин, если пронюхает, кто стащил коллекцию конфискованных монет?.. Вот это будет посерьёзней Жеводана и всего его «зоопарка», вместе взятых… Что я знаю наверняка, так это то, что Калинкина серебряной пулей не возьмешь. Да и осиновый кол не поможет. Он сам кого хочешь на осиновый кол насадит. Двадцать лет работы в угро — это двадцать лет работы в угро. Ты его в ярости никогда не видел? Вот явится из главка — полюбуешься. Только ближе двух метров не подходи — искрит. От него энергия исходит такая… буйная… Слушай! А может, он того… Сам не зная, каким-нибудь монстром является, а? Нет, я серьёзно, когда он орёт, кажется, что у него клыки вырастают и глаза кровью наливаются… Может, его как-нибудь можно проверить? Возможно это?
— Ты все шутишь… А я уже вижу, как меня доедают, — грустно сказал Петров. — От меня откусывают кусочек за кусочком, и я чувствую это почти реально… Огромная волосатая тварь, кусочек за кусочком…
— Я готов, — прервал я его стенания. — Пора: на улице почти стемнело. Прибудем как раз вовремя: так сказать, к шапочному разбору.
— …А какой-нибудь упитанный упырь будет сосать кровь из моих вен… У него будут такие отвратительные желтые глаза и длинные загнутые зубы…
— Пойдем-пойдём, — подтолкнул я его к выходу. — Там уже все в сборе. Только нас не хватает. План простой…
— …Он будет обдирать косточку за косточкой и грызть их, урча и причмокивая…
— …Входим в замок, прорываемся через все, что попадается по дороге, добираемся до потайной комнаты и…
— …Самое отвратительное — это чувствовать его смрадное дыхание на своём лице. Не так страшно, если все это произойдет быстро, но они спешить не любят, и это может растянуться надолго…
— …Хватаем иностранца за шиворот, разбрасываем все эти чаши-амулеты и пентаграммы, хватаем чашу и тащим в отдел. Когда мы предоставим Калинкину наводчика и убийцу, можно надеяться, что его злость выльется именно на Жеводана. Вот пусть и разбираются, кто из них страшнее и больше заклинаний знает…
— …И когда я представляю, какие они могут принимать формы, у меня по спине бегут ручейки холодного пота. Их образы извлечены из самых жутких и бредовых кошмаров, их запахи взяты…
— …А эту посудину мы к делу приобщать не станем. Как хранятся вещдоки, я знаю, и у меня нет никакого желания гоняться за ней ещё раз. Куда надёжнее будет поместить её в мой сейф. Засунуть в самый дальний угол и завалить кипами бумаг. Так её никто не найдёт лет сто, проверено жизненным опытом. Я сам недавно наткнулся у себя в сейфе на удивительную штуку. Как она туда попала — ума не приложу. Лежала, наверное, за бумагами лет этак…
— …И даже когда наступит момент последнего вздоха… Даже в этот завершающий и подводящий черту миг я буду чувствовать, как их когти впиваются в мою плоть, а их рычание и чавканье доносится до моего угасающего слуха…
* * *
Замок встретил нас темнотой и безмолвием. Я осторожно приоткрыл тяжелую дверь, просунул голову вовнутрь и при слушался.
— Тихо, — шепотом сообщил я Петрову. — Пошли…
Мы проскользнули в зал и аккуратно прикрыли за собой двери. В кромешной тьме единственным звуком было сопение тщедушного «естествоиспытателя» за моей спиной. Я постоял ещё минуту, прислушиваясь, и громко заявил:
— По-моему, здесь никого нет. Тишина, как в склепе. Он же тоже не дурак. Одного из своих ублюдков не досчитался и сбежал, от греха подальше… Сейчас быстренько осмотрим потайную комнату — и домой. На сегодня от нас уже ничего не зависит. Верно я говорю?.. Верно, — ответил я сам себе и полез в карман за спичками. — Где тут лестница?..
Пламя вспыхнуло, освещая небольшое пространство вокруг меня… И я едва удержался от крика ужаса: прямо передо мной, безмолвный и неестественно бледный, стоял Борисов. Невольно я шарахнулся назад, едва не сбив с ног Петрова, огонек спички погас, и зал вновь погрузился в тем ноту.
— Ты видел?! — тихо спросил я Петрова. — Видел его?!
— Видел… Только не сверли мне ребра стволом пистолета… Не ровен час…
— Подсвети, — потребовал я, опускаясь на одно колено и прицеливаясь в то место, где, по моим подсчетам, должен был находиться Борисов. И едва послышался треск загорающейся спички, заорал:
— Ни с места! Руки за голову! Лицом к стене! Иначе…
Зал был пуст. Только эхо, играясь, перекатывало под сводом мой крик.
— Что за чертовщина? — поднялся я на ноги. — Он только что был здесь. Я же видел его!.. В полуметре от меня стоял и даже не дышал, паршивец!.. Нужно пробираться наверх, к потаённой комнате. Кто-то из них явно остался в замке…
— Боюсь, что все, — странным голосом отозвался Петров.
Я оглянулся в ту сторону, в которую он смотрел, и прежде чем очередная спичка погасла, успел заметить три мрачные расплывчатые фигуры. В тот миг, на который мы погрузились во тьму, где-то позади хлопнула неплотно прикрытая дверь. И тут же комната наполнилась неярким пульсирующим светом, напоминающим ультрафиолет. При подобном освещении все предметы вокруг казались неестественными, зыбкими. И тем ужаснее выглядели тени в противоположном конце зала. Огромная, обвитая канатами мышц фигура исполина с жабьей головой монументально возвышалась посредине, справа от неё стоял все такой же мраморно-бледный Борисов, а слева грациозно склонила голову набок уже знакомая мне по ночному видению черноволосая красавица.
— Ну, ладно, — вздохнул я. — Как я понимаю, у нас с вами противоположные задачи. Нам требуется подняться наверх, а вам предстоит не пускать нас дальше этой лестницы… И всё же я попытаюсь. А мой последний совет вам будет таков…
Договорить я не успел. Что-то неестественное стало происходить с фигурой Борисова. Пальцы на его руках с хрустом скручивались в массивные, покрытые волосами сбитни, тело ломалось в каком-то особом, неведомом мне построении, а лицо вытягивалось, с противным треском руша форму черепа. Видимо, процесс этот был весьма болезненным, потому что несчастный воришка стонал и хрипел, пока не закончились конвульсии и он не упал на пол, преображённый и жуткий.
