— А мне, признаться, интересно, — к моему удивлению, сказала она. — Скажите, а в жизни такие принципы и идеализм мешают или помогают?
Я задумался и пожал плечами:
— Мешают, наверное. Был у меня друг, ещё со школьной скамьи. После армии судьба нас развела в разные стороны. Я пошел в милицию, а он подался в «криминальные структуры». Лично мне это не мешало. Наверное, я плохой гражданин и плохой милиционер. Согласно принятым ныне «нормам» жизни, я должен был бы хватать его за шиворот и тащить на скамью подсудимых. Но я всегда очень не любил Павлика Морозова и помнил совет Стругацких: «Если во имя идеала человеку приходится делать подлости, то цена этому идеалу — дерьмо!» Я думал, что он сможет найти в себе силы измениться и бороться с трудностями, как подобает мужчине, а не пытаться урвать все сразу, вопреки личной чести. А потом я узнал, что он прикрывается мной, попросту используя меня и втихаря презирая меня только за то, что я — «мент». Я очень долго не верил… потому что не хотел верить. Вот это и есть «мешающий жить идеализм». «Друг — это свято»… Потом, в одной по-настоящему серьёзной передряге он предал меня и сбежал. А я остался, дожидаясь его и не веря в то, что он сбежал, а не попал в беду. Принимал все оплеухи и ждал его… А потом узнал, что он не придёт… Так что, наверное, мешает… За идеализм приходится слишком дорого платить. Это очень дорогая роскошь.
— Могу поспорить, что жены у вас тоже нет, — серьёзно сказала она.
Я насупился и угрюмо заявил:
— Зато теперь я битый и учёный. Немного терпения, и я «исправлюсь»… У меня такое ощущение, что я болтаю со всем не по делу… Сколько времени?
— Третий час ночи…
— Третий час?! — ужаснулся я. — Простите меня, я… что-то со мной не то… Я займу у вас ещё буквально пять—десять минут, не больше… При реконструкции дома, в котором жил ваш предок, была найдена старинная книга довольно необычного содержания. Так уж получилось, что книга стала передаваться из рук в руки, и люди, к которым она попадала — гибли, не доживая даже до следующего утра. Два человека уже мертвы, а жизнь третьего находится в опасности. Кому-то очень нужна эта книга, и он идёт по её следу. Мне нужно успеть получить её раньше, чтобы избежать ещё больших неприятностей.
Я заметил, как она вздрогнула и, быстро поднявшись с дивана, отошла к окну. Я замолчал, несколько обеспокоенный её реакцией на мои слова.
— Скажите, как их… как они погибли? — не оборачиваясь, спросила она. — Разорванное горло или потеря крови от ран?
— Нет. Одного закололи, а второму свернули шею… А почему вы предложили такой странный способ убийства?
Она уже взяла себя в руки и, когда повернулась ко мне, лицо её ничего не выражало.
— Старая легенда, — сказала она. — Я сказала вам правду: я почти ничего не знаю о своём прадеде. Да и откуда я могу что-то знать? Семейных архивов у нас не сохранилось. А в те времена родство с подобными «социальными слоями» предпочитали держать в тайне. Старались даже не вспоминать. Вот и забыли… Но, волей-неволей, кое-что всё же дошло и до наших дней… В те времена вокруг моих предков тоже умирали люди… Умирали странной и страшной смертью — их находили с растерзанным горлом… Поэтому, когда вы сказали мне о погибших, я вспомнила об этом странном проклятье… Сказка, конечно… Вы верите в проклятья?
— В мире столько странного и необычного, что трудно утверждать что-либо категорично, — уклончиво ответил я. — Ирина Сергеевна, какие слухи до вас ещё доходили? Что-нибудь, связанное с кладами? С заклятьями, наложенными на эти клады?
— С каких это пор милицию стала интересовать мистика? — испытующе посмотрела она на меня. — Неужели вы хотите сказать, что всерьёз верите во все эти глупости?
— Бывают такие дела, расследуя которые волей-неволей поверишь в какие-то мистические отклонения. На территории нашего отделения есть два дома. В одном из них постоянно происходят убийства, в другом — кражи. Убийства, как правило, происходят осенью и зимой, а самоубийства — весной. Как сентябрь начинается — ждём сообщений о трупах. Возле этих домов начальство даже маршрут патрульно-постовой службы определило. Не помогает. А ведь это не притон, не «бомжатник»… Обычные дома. А есть дом, в котором вообще ничего криминального не происходит. Девятиэтажный, квартир много — должно же хоть что-то происходить… За последние шесть лет — ни одной примитивной драки… Что хочешь, то и думай… Ирина Сергеевна, я понимаю, что все это дико и нереально, но, может быть, вы всё же вспомните ещё что-нибудь, связанное с вашим прадедушкой?
— Вы с моими сестрами уже разговаривали? — спросила она.
— К ним поехал мой напарник. А я — к вам.
— Напарник?… Знаете, что… Позвоните в отдел и спросите, вернулся ли он.
— Зачем? — удивился я.
— Ну… Я хотела позвонить сестрам, но у них довольно тяжелый характер, и если он уже уехал от них и они легли спать, а я разбужу их своим звонком, то рискую напроситься на очень нудный и неприятный выговор… Я хотела уточнить у них относительно прадеда… Вы позвоните в отдел и спросите…
— У них о вашем предке сам Петров спросит, — сказал я. — За этим он к ним и поехал… Или, думаете, они ему не скажут то, что сказали бы вам?
— Да, именно так, — мне показалось, что она обрадовалась подсказке.
Я пожал плечами и набрал номер телефона дежурного по отделу.
— Петров вернулся?
— Нет, — ответил дежурный сонным голосом. — Даже не звонил… О! О звонках! Ему звонили. Он просил дежурного по главку сообщать ему информацию о необычных погромах и убийствах. Так один такой погром есть… Ты сегодня Петрова увидишь?
— Да. Рассказывай, я ему все передам.
— В районе Рыбацкого, на берегу Невы, есть коттеджи… Знаешь, какие сейчас себе «новые русские» строят? В три этажа? Так вот, разнесли все три. В смысле — перевернули и разгромили все, что можно. Кажется, пропал хозяин особняка.
— Что значит — «кажется»?
— Что-то странное у них там творится. Жена бизнесмена и охранник, находившийся в специальной комнате на первом этаже, клянутся, что спали и ничего не слышали, а самого хозяина и его машины нет… Вроде, ничего не пропало, но точно сказать об этом сейчас сложно — слишком велик разгром. Во всяком случае, его жена утверждает, что деньги и золото на месте. Может быть, всё это произошло не без её участия. Ребята из местного отдела сейчас это проверяют. Слишком сомнительно, чтоб все это произошло бесшумно…
— Машина, принадлежавшая бизнесмену, — тёмно-синий «мерседес»?
— Сейчас посмотрю. У меня это где-то было записано… Да, «мерседес», тёмно-синего цвета. Номерной знак…
— Не надо номеров, — перебил я. — Дай адрес этого особняка и отдела, который занимается расследованием.
Дежурный продиктовал адрес, и я повесил трубку.
— Что-нибудь случилось? — спросила девушка, прислушивавшаяся к нашему разговору.
