– Теперь лицензированный финансовый специалист.
– Тем более. А согласилась работать… компаньонкой? – улыбается.
Я вынуждена отвернуться – это слишком много для моей психики.
– Ты остаёшься за нарисованной границей «работа», а он ждёт тебя в той более интимной зоне, где обитают друзья. Ты не слышишь его, и он злится. Это если в сухом остатке вывести главное, отбросив всё сопутствующее. А если добавить сюда его комплексы, связанные с травмой и потерей определённых физических функций, беспокойство и недоверие, желание, вечно спорящее с доводами разума, то получится кипящий взрывоопасный коктейль. Всё, что ему сейчас нужно, как человеку – это тепло. Живое тепло того, кто рядом. Он так панически боится одиночества, что даже если остаётся на несколько часов один, теряет равновесие. Как мужчина он также желает сексуальной близости. Не смотри на меня так! Даже если физически он не способен на полноценный секс, в своей голове он остаётся мужчиной и определённый уровень тестостерона всегда будет в его крови. Особенно в двадцать три, когда после пика сексуальной напряжённости в жизненном цикле мужчины прошло всего пять лет. Секс, которого у него нет, всё ещё продолжает активно терзать его тело и мысли. Это просто биология, Лея.
Всё это очень замечательно. Скрытые мотивы, истинные устремления, «полюби себя» и прочее. Одна проблема: все эти соображения никак не вяжутся с оказанным мне в аэропорту пренебрежением.
Или вяжутся?
Глава 18. Влечение
A Teenager In Love – Dion & The Belmonts
Мне жарко. На мои плечи и спину льётся горячая вода, пока я медленно втираю в кожу скраб. Намеренно медленно, потому что маска на моих волосах требует времени на впитывание… сколько там… минут десять-пятнадцать указано на флаконе. Хоспади…
Диана и Саванна нашли друг в друге компанию – ходят вместе по магазинам, ездят гулять и прочее. А мне некогда. На воскресенье у меня назначены сразу две встречи – с парикмахером и маникюршей, а через три недели депиляция в ближайшем к моему дому салоне. Я впервые в жизни буду избавляться от нежелательных волос современным и цивилизованным методом. И я, в принципе, впервые с таким рвением озаботилась собственным внешним видом, что вчера потратила на тюбики и банки больше трёхсот долларов за раз. Для кого-то, может, и ерунда, но мои расходы на красоту до сих пор ограничивались подводкой и тонером, достаточно густым, чтобы замазывать веснушки на носу и плечах.
Я выключаю воду, потому что от пара нечем дышать, и меня начинает подташнивать. Даже голова немного кружится, поэтому приходится открыть дверцу душевой, выползти наружу и опуститься голой задницей на холодный бортик ванны.
Вообще, вся эта красота в новинку для меня. Почему я увлеклась этим именно сейчас?
Почему?
В самый первый раз я заметила тень его заинтересованности во время прогулки в парке Лафарж. В целом, я не могу сказать, что визит Келли и Марлис совсем не был полезным. С появлением кресла для душа, Лео стал проводить в ванной не более двадцати минут, а раньше пропадал там, как в Бермудском треугольнике, часа на два. При этом, ничего особенного в кресле для душа нет – оно такое же, тоже с колёсами, только вместо ткани и твёрдых оснований у него плотная пластиковая сетка. Но самое главное, после того, как Марлис и Келли уехали, именно «как» они уехали, Лео стал намного более сговорчив. Хоть и скрипя сердцем, но он начал соглашаться на мои предложения погулять.
Озеро Лафарж – это такое маленькое озерцо, окружённое местами диким, местами цивилизованным парком, в котором живут преимущественно утки и гуси, а судя по табличкам, строго запрещающим рыбную ловлю без лицензии, ещё и форель. Если гулять вечером, то можно также увидеть снующих туда-сюда бобров и черепах. В начале июня ещё не так жарко, но мне всегда не терпится надеть летние шорты. Не вызывающе короткие, вполне себе даже приличные, но… довольно открытые.
Мы с Лео молча прогуливаемся по насыпной дорожке вдоль берега озера, воздух местами влажный, мягкий и тёплый, местами холодный и сырой, как слоёный торт. Озеро лениво погружается в темноту.
– Черепаха! Черепаха! – вдруг на весь парк провозглашает папа троих мальчишек.
Со спины он похож на медведя, но повернувшись, так широко улыбается нам с Лео – во весь рот на своём сильно загорелом лице – что я тоже ему улыбаюсь.
– Идите сюда, – машет он нам, – тут черепаха!
Мы с Лео подгребаем к краю деревянного помоста под аккомпанемент трёх восхищённых детских голосов. Черепаха уже нырнула под воду и плавает там на расстоянии примерно полуметра от поверхности, так что её почти не видно. Само собой, ни у меня, ни у Лео она не вызывает бурного интереса.
И вот я не знаю, кто из нас первым подъехал к перилам, но заметила, как коротко взгляд Лео скользнул по моим голым ногам.
– Вода такая чистая… – сразу за этим говорит он.
Дома, уже лёжа в постели, я долго размышляю о том, на что был похож этот взгляд. В итоге останавливаюсь на шёлке. Там, в парке, я ждала, что он снова посмотрит на мои ноги. Стояла, опираясь локтями на бортик, и думала об ощущении шёлка на моей коже, когда он сделал это в первый раз. Но Лео больше не посмотрел.
Вечером, пока едем в машине, он спрашивает, куда отправимся на следующий день. Я говорю, что мне нужно подумать, а утром, первое, что вижу, спустившись на кухню, это наполненные водой бутылки – его и моя.
– Пляж Джерико.
Пляж Джерико расположен в хвосте знаменитого Испанского пляжа, и является по сути его продолжением. Это самое «южное» по ощущениям, летнее и праздничное место во всём Ванкувере – широкая лента песочного пляжа, самый открытый вид на горы и близлежащие острова, небоскрёбы города делают его таким. Знаменит пляж Джерико у горожан тем, что у его подножия, в многочисленных кустах, живут цветные кролики, и, хотя таблички гласят, что кормить их категорически нельзя, люди всё равно приносят им морковь и яблоки.
Лео не впечатлён. Я понимаю, самому «летнему» пляжу в городе до Калифорнии, как мне до Британской принцессы.
– Я приезжаю сюда всегда на закате с чаем и куском черничного пирога, – пытаюсь объяснить ему выбор места и снова на себя злюсь: «Ну почему я вечно перед ним оправдываюсь?».
Лео раздет по пояс, и на этот треугольник – плечи – руки – талия – можно смотреть так же бесконечно, как на огонь. Мне бы отвернуться, потому что мысли и желания не самые правильные. Почему я вижу и воспринимаю его… так? Ведь не надо бы. Хотя, если совсем уж пристрастно судить всю эту нашу ситуацию, то именно с «такого» ракурса и начиналось наше общение; это потом все съехало в никуда. В не пойми куда.
На следующий день я везу его в Уайт Рок – показывать, как море сбегает на пару километров, а потом возвращается снова. И вот тут он уже впечатлён: не выпускает из рук свою камеру, меняя фильтры и объективы с одного на другой. Июнь в самом разгаре – гигантская креветка продаётся на рыбном базаре в Ричмонде почти каждый день. Насмотревшись на бегающее море, мы едем на рынок, заскакиваем по пути на ферму за черешней, клубникой и черникой, и Лео спрашивает:
