– Доброй ночи, господин инспектор, – Тюр скривил губы. – Приношу свои глубочайшие соболезнования, наслышан о вашем про...
– Калеб... – Ларго небрежно привалился к стене, преграждая сержанту путь, и устало спросил: – Хочешь, я тебе кадык вырву?
***
Он не стал вырывать Тюру кадык, хотя и очень хотелось. Вместо этого добрёл до своего кабинета и, облегчённо выдохнув, закрыл дверь изнутри. Свет зажечь не рискнул: заметят. Непременно заметят. Заметят и придут с фальшивыми соболезнованиями, тупыми вопросами, никчёмными советами... А этого не нужно. Совсем.
Это моя вина... – стучало в голове. – Моя и только моя.
Перед мысленным взором возникла смазливая физиономия Альбера Нея. Ларго моргнул, и лицо изменилось: теперь на него смотрел Руви.
Везунчик Руви...
Они хотели убить и его, но не смогли. Молодой механик оказался для них слишком ловок, а Мага...
Мага попал в ловушку.
И это моя вина!
Ким рухнул на кособокое кресло и закинул ноги на стол. Вытащил сигарету зубами. Закурил.
Мага...
Он любил тяжёлое музло, носил глупую цацку в ухе, а у его куклы были синие волосы.
Мага, Мага...
Он мог сожрать дюжину бургеров за полсекунды, просиживал ночи за монитором, и частенько рассуждал о всяких хакерских прибамбасах, но разговаривал только с теми, кому доверял.
А теперь... Теперь...
Ларго встал. Потом снова сел и уронил голову на руки. От едкого дыма щипало глаза.
Маге диагностировали затухание функций организма, и Ким никогда не слышал ничего более жуткого: парень придёт в себя, да... однако, утратит некоторые рефлексы и способность говорить.
Навсегда.
Навсегда...
Навсегда!
Это моя вина! Моя грёбаная вина!
В двадцать три Мага превратится в овощ. Навсегда. И только потому, что он, детектив Ким Ларго, пошёл на поводу собственных амбиций.
Кибериум раскусил меня, прожевал и выплюнул, – размышлял Ларго, уставившись в одну точку. – Я возомнил себя героем, а зря. Какая, однако, непроходимая тупость! Шеф прав: я – дубина. Ведь ультроней, которым Сайрус Вик щедро сдобрил кофе, предназначался вовсе не Маге, а мне. Это и гусю ясно.
Это ясно и гусю... Но есть что-то ещё. Что-то нелепое там, в анкете. Но что?
Он устало посмотрел на столбик пепла, в который превратилась сигарета, и достал блокнот. Однако мысль, мелькнувшая жар-птицей, уже упорхнула.
– Чёрт! – Ким впечатал окурок в пепельницу. Он слишком устал, чтобы рассуждать здраво и последовательно.
Надо отвлечься, – решил он. – И отвлечься основательно, иначе я сойду с ума.
Ким достал из ящика стола пузатую бутылку. В отличие от Реважа, в рабочее время он за воротник не закладывал, однако мысль о том, что в кабинете заныкан великолепный южный самогон приятно грела душу. Ларго припас его на чёрный день. И вот этот день наступил.
В сочетании с сигаретами и голодным желудком самогон дал ошеломляющий эффект: где-то на четвёртой стопке Ларго перестал казниться. На пятой понял, что во всём виноват Реваж, и никто кроме. Шеф тысячу раз говорил, что Мага ему, как сын. А когда случилась беда, разве кинулся он сломя голову искать чёртова Сайруса Вика? Нет. Кибериум купил старого борова с потрохами, и Реваж будет плясать под дудку Этингера, как дрессированный медведь.
Ким опрокинул в себя очередную рюмку, зажмурился и занюхал самогон рукавом.
Хотелось спать. Наверное, надо пойти домой. Хотя... Зачем? Зачем идти домой? Зачем вообще нужен дом? Потому что так все привыкли? Потому что так надо? Кто, интересно, решил, что так надо? Кто вообще решает, как правильно жить? Да и что это, в самом деле, за жизнь? В чём её смысл? В смерти?
Благодаря мораторию на усыновление, ни у кого из ныне живущих нет, и никогда не будет детей. А у детей никогда не будет родителей.
Нет продолжения. Нет начала... Одна судьба на всех.
Ларго забычковал сигарету и тут же прикурил новую.
Он подумал о куклах. Представил себе Надин... и его передёрнуло.
Проклятье!
Чёртовы куклы всего лишь издевательство над природой. Тупой механический секс. Совокупление с неживой плотью. Дорогостоящий онанизм. Неудивительно, что столько развелось педиков! Ким снова вспомнил Альбера Нея. Его голубые глаза и дрожащие пухлые губы. А как он краснел, когда говорил о Милосе Карре! Да уж... Хотя... Ничего странного: человек тянется к человеку. Это понятно и объяснимо. Эмпатия…
Однако проклятый Кибериум плотно подсадил человечество на кукол. Каждая новая партия киборгов лучше предыдущей: бархатистая кожа, температура, близкая к человеческой, сотни реакций на раздражители, память, высокий интеллект, имитация сердцебиения…
Мда... старушка Надин заметно уступала современным куклам по характеристикам.
Интересно, как скоро Этингер научит киборгов чувствовать? – подумал Ларго, проглатывая очередную порцию ядрёного антидепрессанта.
Возможно, куклы за номером ноль одиннадцать двести – точка – шестьдесят два уже на это способны. Поэтому и пришили своих владельцев.
А почему бы и нет? Ким икнул и ухмыльнулся. А что, мысль хорошая. Хоть и нелепая. Такие на трезвую голову не приходят. Но вдруг кукла Милоса Карра убила его, приревновав к Альберу? Звучит совершенно безумно, но всё-таки…
А Виктόр Лессер? Его прозвали «стальным» вовсе не потому, что он владел компанией «Сталь и сплавы». Лессер настоящий садист, и это всякий знает. За малейшую провинность его сотрудников ждали не штрафы, а… пытки. Причём показательные. Он распинал бедолаг голышом на косых крестах, бил многохвостой плетью со свинцовыми шариками, запирал в тёмных тесных камерах… Самое невероятное, что Лессеру удалось придать этому беспределу легальный характер: в уставе компании «Сталь и сплавы» пытки значились, как «необходимые факторы трудовой дисциплины». Сотрудники корпорации имели все шансы взбунтоваться, но молчали: неприлично высокий оклад делал их немыми и покорными. Подписывая трудовой договор, несчастные соглашались на всю эту жуть добровольно.
Да уж…
Кто знает, может Виктόр применял похожие «нежности» к кукле, и поэтому она вышла из строя? Возможно ли вообще такое?
«Исключено, но допустимо», – так бы, наверное, ответил Мага.
Ларго тяжело вздохнул, созерцая, как сигаретный дым тонкой струйкой тянется к потолку.
Грёбаные толстосумы, – подумал он. – Чем богаче, тем чуднее…
Подозрение, мелькнувшее на краю сознания, заставило вздрогнуть. Чёрт! А если пугающие отклонения – не единственная общая черта Карра и Лессера? Если есть что-то ещё?
