Или кто-то крышует Лопеса так надёжно, что фармацевт уже краёв не видит.
Грёбаные богатеи, – сердито подумал он и нахмурился. – Любое говно им с рук сходит.
– Подумайте, Ким… – Мануэль выпустил кольцо терпкого дыма и закинул одну шерстистую ногу в шлёпанце на другую. – Можно я буду называть вас Ким? Взгляните только, во что мы превратились! Рабочие муравьи, послушные чужой воле. «Делай, что должен и будешь счастлив», – процитировал он один из популярных лозунгов, весьма умело подражая басовитому голосу Имре Хара. – А в чём оно, счастье? Вот вы, например, счастливы?
– Я сюда не философствовать пришёл, – холодно заявил Ларго.
– Разумеется, – хмыкнул Лопес. – Вы взбаламутили ни свет ни заря моего разнесчастного помощника, чтобы получить информацию. Важную информацию. И теперь ждёте, что я выложу всё на блюдечке с голубой каёмочкой. Просто так. Совершенно безвозмездно.
Мануэль небрежно стряхнул пепел. Частично он попал на стол, но пышногрудая красавица тут же протёрла стеклянную поверхность. Нагнулась она при этом весьма волнующе.
– Я предупредил вас об опасности, которая вам угрожает. – Ким старался не смотреть на упругую задницу куклы. Получалось плохо. – Карр и Лессер…
– Карр и Лессер – дураки, – перебил наркоделец. – Я – другое дело. Меня за жопу взять непросто.
– Так всё-таки пытались?
– А вы настоящая пиявка, детектив Ким. – Лопес смачно затянулся и прищурился. – Я много слышал о вас. Дело Селверуса, признаюсь, меня потрясло. Теперь вы занялись смертью этого злобного садиста – Лессера, и в итоге добрались до меня. Бьюсь об заклад, вам известно куда больше, чем вы рассказали.
– Вы тоже не торопитесь раскрывать карты, – парировал Ларго.
Мануэль выпустил дым и уставился на него долгим пристальным взглядом. Змеиные глаза жгли насквозь, как рентген. Молчание затянулось: пепел дважды упал с кончика сигары. Наконец, Лопес изрёк:
– Я деловой человек, детектив Ким. Не вижу смысла в том, что не приносит выгоды. Понимаете?
Ларго понимал.
– Что вы хотите за откровенность? – без обиняков спросил он.
– Вот! – Улыбнулся наркоделец. – Другой разговор.
Он снова щелкнул пальцами.
– Верлина, детка, тащи вина!
Длинноногое изделие подчинилось. Верлина покинула фальшивый сад, соблазнительно качая бёдрами, а Мануэль подался вперёд и понизил голос.
– Хочу, чтобы Особый отдел навсегда потерял интерес к моим лабораториям.
Ким окаменел.
Ничего себе просьба!
Кем надо быть, чтобы такое обещать? Кому такое под силу?
Уж точно не мне...
– Идёт, – выпалил он севшим голосом и протянул руку. Ладонь утонула в гигантской пятерне Мануэля.
– Вы мне определённо нравитесь, детектив Ким.
Ещё бы, – хмуро подумал Ларго. – По выполнению невыполнимого я большой специалист.
Вернулась Кукла. Она принесла тёмную пыльную бутылку.
– Вот оно, моё сокровище. – Мануэль вооружился штопором. – Из личных запасов! Ещё довоенное: не какая-то там синтетика. – Он наполнил пузатые коротконогие бокалы. – За жизнь, полную удовольствий!
Ларго сделал глоток и сморщился. Кислятина. Раньше он не пил ничего довоенного, а вино и вовсе не любил: ни градуса, ни вкуса.
– Вы правы, Ким. – Мануэль Лопес осушил свой бокал в один приём и рыгнул. Смачно так. От души. – Они действительно хотят, чтобы я продал акции Кибериума.
– Кто… "они"?
– Не имею понятия. – Наркоделец пожал мясистыми плечами. – Но не думаю, что это один человек.
– И... что вы собираетесь делать? – Ларго расстегнул пуговицу на вороте. Как, чёрт побери, невыносимо душно в этом грёбаном искусственном раю!
– Собираюсь отвечать уклончиво, – хохотнул Лопес, подливая вина. – Тянуть время. Водить за нос. Не говорить ни «да» ни «нет». Динамить, проще говоря.
– Оригинальный ход.
– И весьма действенный, – подмигнул Мануэль. – Шантажисты ждут моего согласия. Вот и пусть ждут. А пока они заняты ожиданием, я подчищу хвосты. Товар спрячу, документы сожгу, лаборатории переоборудую. Дам на лапу всем, кому надо, и стану чистым-чистым, как агнец божий. – Лопес молитвенно сложил руки и закатил глаза, изображая высшую степень святости.
– Но ведь эти самые "они" могут сообразить, что к чему. – Во рту стало сухо, как в пустыне. Ларго допил вино одним махом и закусил виноградинкой. Не помогло.
– Могут, – угрюмо согласился наркоделец. – Поэтому надо действовать быстро и без промедления.
– Кто, по-вашему, за этим стоит? – Ким утёр лоб тыльной стороной ладони. Пот лил градом, и рубашка прилипла к спине. Противно. Печёт, словно в атомном реакторе. Хоть бы Лопес догадался включить кондиционер: сам вон весь взмок, как потная горилла.
– Не знаю... – Протянул наркоделец, задумчиво играя бокалом. – Ума не приложу. Сейчас столько всяких психов развелось – хоть отстреливай. Взять того же Ладимира Лея. Где вот он? А ведь он жив. Затаился себе и готовит удар.
– Почему вы думаете, что это именно Лей? – Синий купол над головой пошёл красными пятнами, и Ларго мотнул головой, прогоняя наваждение.
Ладимир Лей... Опальный политик, возглавлявший подпольную группировку в Зоне Отчуждения...
Я должен был выследить его, – вспомнил Ким. – Да так и не доехал до Зоны...
– Он левый. – Мануэль схватил грушу и впился в жёлтый бок зубами. Сок потёк по двойному подбородку. – От них всего можно ожидать. К тому же Лей – совершенно чокнутый.
– Ну а покупатель? – Язык распух и с трудом ворочался во рту. Голова кружилась. Чёрт! Как, ну как можно запьянеть так с бокала сраного кислого вина? – Кому вас вынуждали продать акции?
– Ох, да это всего лишь подставное лицо, – наркоделец махнул волосатой лапищей. – Скорее всего, его и в природе-то не существует. Как же его... Ну как же...
Лопес потёр виски. Похоже, вино и ему крепко ударило в голову.
– А! Вспомнил! Какой-то Сайрус, что ли... Кажется, Сайрус Вик, но это не точно.
Сайрус Вик!
Воздух стал густым и плотным. Не вдохнуть. Ларго открыл рот, как рыба, выброшенная на берег. В ушах зазвенело. Из глаз брызнули слёзы.
Сайрус Вик!
– Детектив… Ким, что с вами? – Смуглое лицо Мануэля превратилось в тёмную кляксу. Голос зазвучал глухо, будто из трубы. Фальшивый сад закружился, запрыгал, сливаясь в тошнотную муть, и Ларго обмяк, провалившись в пучину непроглядного мрака.
Глава двадцать вторая
Густой сизый туман полз по пустой и длинной, как кишка улице. Свет фонарей напоминал болотные огни: неверные и блёклые, словно глаза покойника.
