Я и есть покойник, – подумал Ким, слепо пробираясь сквозь белёсые клубы. Он не знал, куда идёт, но понимал: так надо. Звуки растворились в тишине. Ватной и давящей, точно многотонный пресс.
Вдалеке показалась фигура. Она бесшумно плыла в тумане, а когда приблизилась – Ларго моментально узнал её.
Это она! Она!
Кукла. Та самая кукла из квартиры Реважа. Та самая кукла. Та самая...
Чёрное платье с глубоким вырезом облегало стройную фигуру, как перчатка руку. На шее переливалось и мерцало бриллиантовое колье, подозрительно напоминающее ошейник. Длиннющие серьги почти касались обнажённых плеч. Волосы, собранные в высокую причёску, казались темнее, чем Ларго запомнил. Он блестели, точно полированное дерево.
Кукла прошла мимо, едва взглянув на него, и направилась в конец улицы. Туда, где кромешный мрак взял верх над робким светом.
Стой! Подожди! – хотел крикнуть Ким, но не смог раскрыть рта. Он коснулся лица и похолодел: кто-то зашил ему губы. Зашил грубыми корявыми стежками.
Он рванулся за куклой, но она шла быстрее, чем он бежал. Гораздо быстрее. А туман набухал. Пульсировал. Обволакивал седой пеленой и набивался в лёгкие, мешая дышать.
У тумана имелись глаза. Тысячи хищных желтых глаз с вертикальными зрачками. Он смотрел. Наблюдал и ждал. Чего? Неизвестно.
Ларго толком ничего не видел, но скоро различил впереди смутные очертания: нечёткий абрис темнел в седом мареве.
Она остановилась! – догадался он. – Кукла остановилась и ждёт меня.
Ким бросился к силуэту, но из тумана навстречу шагнуло двухголовое чудовище, и Ларго замер, как вкопанный. Одна голова монстра принадлежала Риону Штерну, другая – Сайрусу Вику. На пузе разверзлась клыкастая пасть.
– Без фокусов, – повторял урод снова и снова. – Без фокусов! Без фокусов!
Чёрт!
Рука метнулась к кобуре, и Ким с ужасом обнаружил, что на нём нет ни портупеи, ни брюк, ни рубашки, ни носков, ни даже исподнего. Даже ботинок нет.
Вот чёрт!!!
– Без фокусов, – прорычала пасть голосом Штерна и оскалила острые и частые, как у пираний, зубы.
Голый, немой и беззащитный, Ларго кинулся обратно и налетел на бетонную стену. Он побежал вдоль неё, но стена не имела конца. Ким решили перелезть препятствие, но стена росла и становилась всё выше, и выше, и выше...
Пути назад нет!
А чудовище приближалось. Неуклюже, медленно, но неизбежно. За ногу оно волокло человеческое тело.
Ларго пригляделся, и глаза защипало от слёз.
Мага!
Мага Саад. Двадцатитрёхлетний эксперт Особого отдела замучен насмерть двухголовым монстром...
Нет! – мотнул головой Ларго. – Это я. Я погубил его. Я!
Клыкастая пасть издала звук, похожий на скрип. Головы затряслись.
Они смеются, – понял он. – Смеются надо мной.
Внезапно его обуяла ярость. Безграничная, острая, всепоглощающая. Она балансировала на грани безумия и кипела, разливая по телу жар.
Они зашили мне рот и теперь смеются! – Ким захлёбывался гневом. – Твари! Грёбаные твари! Ну уж нет!
Ларго обнаружил в руке нож. Острый, как скальпель. Его тонкое лезвие мерцало, отражая скупые отблески фонарей.
Откуда он взялся? Не всё ли равно!
Достал нож – режь!
С утробным рычанием Ким бросился на врага. Клинок вошёл в плоть, словно в масло.
Удар. Ещё удар. Ещё. Ещё и ещё.
Пахло кровью, рвотой, металлом и страхом. Ларго снова и снова остервенело вонзал кинжал в монстра, пока бесформенная туша не распласталась у ног. Чудище растаяло, словно снег на солнце, и осталась только зловонная лужа.
Ким рванулся к Маге. Упал на колени и коснулся бледного лица дрожащими пальцами. Прикосновения оставили на белой коже красные следы.
Прости! – безмолвно молил он, давясь рыданиями. – Прости, Мага. Прости меня. Прости.
В груди кололо и жгло, а по щекам катились горячие слёзы. Ким попытался утереть их, но не сумел: рука не желала подчиняться. Всё тело будто одеревенело и налилось свинцом.
Боль в груди стала непереносимой. Ларго опустил глаза и увидел, как на коже расползается красно-бурая рана. Шире, шире и шире. И вот она уже превратилась в ухмылку. Ехидную и жуткую. Плоть затрещала, лопаясь, и на животе распахнулась пасть, полная острых и частых, как у пираний, зубов...
***
Ким открыл глаза и жадно втянул в себя воздух. Он дышал и не мог надышаться. Яркий свет ослепил, но только на мгновение. Проморгавшись, Ларго увидел всё. Искусственное солнце всё также сияло на синем куполе фальшивого небосвода. Киберкот по-прежнему дремал в плетёном кресле, уютно свернувшись в клубок. Блестели разлапистые пальмовые листья...
...А на столе, опрокинув вазу с фруктами, распластался Мануэль Лопес.
Мёртвый.
С остекленевшим взглядом и перерезанным горлом.
По прозрачной столешнице медленно расползалась красная лужа. Кровь стекала на фальшивую траву искусственного газона.
Нет!
Ларго рванулся встать, но ноги не слушались.
Нет!
Ким оглох от стука собственного сердца, а, когда взгляд скользнул ниже, едва не завыл.
Нет! Нет! Нет!
Рука крепко сжимала окровавленный нож...
Глава двадцать третья
Память превратилась в решето. Рассылалась калейдоскопом отдельных кадров. Ким помнил невнятные эпизоды, обрывки фраз, мельтешение лиц, голоса и приказы, но сложить это воедино не мог, как ни старался: что-то постоянно ускользало, и он барахтался в мареве забытья, словно упавшая в стакан молока муха.
"Не двигаться!" – надрывно орал кто-то. – "Руки на стол!".
Ларго подчинился, с трудом соображая, что происходит вокруг. Ноги превратились в лапшу, голова плыла, а фальшивый сад кишел жандармами в чёрно-серых мундирах.
Лица, лица, лица, лица... Все они казались одинаковыми и кружились, кружились...
Кима вывернуло наизнанку. Он блевал и блевал, исторгая зловонную желчь, а потом рухнул, как подкошенный. Аккурат в лужу рвоты...
"Передозировка..." – шептал над ухом знакомый голос. – "Видно, крепко сидел на ультронее"...
Нет! – хотел крикнуть Ким, но не смог разлепить запекшихся губ: сил не хватило.
И снова провал. Снова чёрная липкая мгла и плесень беспамятства, пожирающая всё вокруг.
Его трясли и били по щекам, но реальность гнила и распадалась на части, не оставляя Ларго ни единого шанса.
