Закончив с умыванием Юли, Мия сказала:
– Твоего друга тоже надо умыть?
Вопрос вытряхнул Юли из задумчивости:
– Кого?
– Твоего, – Мия показала носом на кроны деревьев, – друга?
– А-а! М-м… нет, не сейчас. Я уже умывал его.
Мия понимающе ухмыльнулась, потом закрыла глаза и выставила вперёд морду.
Юли никак не мог решиться.
– Ты просишь меня?..
У неё дёрнулось ухо.
– Если ты не против.
Каждый раз, когда он принимался умывать сестёр, те разбегались по сторонам и вопили: «Фу! Ску-у-ули! Воняет!»
Он тихонечко лизнул Мие ухо. Потом ещё. И ещё. Поначалу у её шубки был вкус дыма. Потом – чего-то пресного. А когда он слизал и его, шубка оказалась на вкус кисло-сладкой, как неспелые яблоки. Мия поскуливала – точно так же, как Юли. Как будто её тоже долгое время не умывали.
Когда Юли закончил, Мия помотала головой, чтобы высушить уши.
– Что ж, – сказала Мия, собираясь прощаться.
– Да, – грустно сказал Юли, и сердце у него ёкнуло. – Что ж…
– Мне надо идти, – сказала Мия. – Мама ждёт меня по другую сторону леса. Не хочу, чтобы она беспокоилась.
– Ну, да, – согласился Юли. – И мне тоже. Э-э… надо найти своего друга… который прячется на деревьях. Чтобы идти дальше, куда мы шли, это уже недалеко отсюда.
– Ну… ладно тогда, – сказала Мия.
– Ладно.
У Юли упало сердце. Мия, конечно, его кусала, и прыгала через него, и свалила с ног. И всё же она накормила его и даже умыла. Юли понял: вот она сейчас уйдёт, и у него будто вырвут все внутренности и оставят его пустым, как ту самую кроличью шкуру, что болталась на палке.
Он повернулся своими только что вылизанными усами туда, где – он надеялся – была мама. И понял, что ошибается.
– Удачи вам с другом! – сказала Мия.
– Да… спасибо, – ответил Юли. – Удачи вам с мамой!
Она медленно двинулась прочь.
– Пока!
– Пока! – крикнул он вслед.
– До встречи!
– Да, до встречи…
И Мия пошла в одну сторону, а Юли тоже пошёл в ту же сторону, и пути их больше не расходились… некоторое время.
* * *
Эта вообще никакая не страшная! – воскликнула третья из лисёнышей. – Вот нисколечко!
– Да, – согласился альфа. – Она такая почти… душещипательная.
– А мне понравилось! – сказала бета.
– Ну, ещё бы! – хмыкнула третья.
Небо над Лесом Оленьего Рога стало зеленовато- белым.
Самая младшая была рада услышать, что в истории произошло наконец что-то хорошее. Но она чувствовала: до конца ещё далеко. От звуков в Лесу Оленьего Рога всё так же дрожала шкура. Каждый упавший листок заставлял поворачивать уши. Каждая тень становилась похожа на лисью шкуру, болтавшуюся на палке.
– Встреча Юли и Мии стала долгожданной передышкой после всех прежних невзгод, – заговорила рассказчица. – Но как же это опасно – начинать о ком-то заботиться! Теперь каждому из них предстояло приглядывать не за одной лисицей, а за двумя. Им предстояло забрести неведомо куда. И не лес, и не поле. И не луг, и не роща. Им предстояло увидеть такое, что немногие лисы видели прежде. А те, что видели, не сумели остаться в живых.
Если самая младшая и вдохнула чуть-чуть спокойствия, на этих словах ей опять сжало горло.
В скользящей темноте
1
Юли шёл через лес за мией по запаху – её запаху неспелых яблок, – а она трещала без умолку, будто дерево, усеянное синицами.
– …И тогда мама спросила, кусала меня мисс Лисс или нет, и я сказала, что нет, а мама спросила, хорошо ли я это помню, и заставила меня зачем-то пить воду, и когда я выпила воды, мама сказала, что я единственный лисёныш, который сдал этот жёлтовонючий экзамен. Вот я думаю, если б мисс Лисс укусила меня за хвост, тогда бы я завалила, а раз она только выдрала несколько волосков, причём на самом кончике, вот я и сдала. Поэтому мне и пришлось уходить из Венцового Леса, когда ни сестра, ни братья не сдали.
Ветки деревьев становились гуще. Их кроны душили небо.
От рассказов Мии у Юли перед глазами оживали тени с трясущимися головами, липкими глазами и сухими клыками.
Он хотел укусить её за усы и сказать, что не время, блуждая по лесу, рассказывать страшные истории. Но для этого они не были так уж хорошо знакомы.
– …И тогда мы с мамой пошли на север, – продолжала рассказывать Мия, – и вот когда стало по-настоящему страшно.
И она рассказала ему про ужас, у которого не растёт мех и который ходит на двух ногах, и про животных, чья самая сущность попадает в капкан белых листов, а потом с них сдирают шкуру, набивают её соломой, а вместо глаз вставляют цветистые камни.
После этой истории деревья потянулись к Юли своими длинными пальцами. Он скакнул вперёд, чтобы не отставать от хвоста Мии, пусть даже это она его напугала.
– И вот тут появился ты и спас мне жизнь! – сказала Мия и посмотрела через плечо. – Я сказала тебе спасибо? Ну, потому что… спасибо!
– А, м-м… – забормотал Юли, – пожалуйста!
Он всё ещё пытался понять, что она за лисёныш, эта Мия. Он не мог разобраться, почему она идёт ради него на охоту, потом берётся его умывать, а потом вдруг кусает за уши или рассказывает всякую жуть, от которой сыро в глазах.
Мия – она как мама… или как сёстры?
– Так! – Мия повернулась и побежала назад. – Двое лисёнышей в лесу. Смешно, правда?
– М-м, и правда, – пробормотал Юли. – Смешно.
– Вот ты-то что здесь забыл? – спросила она.
– Ну…
У Юли в памяти замелькал отец – его пепельное лицо, сияющие, будто луна, клыки и рот, который говорил: «Сверни ему шею». Он не хотел рассказывать Мии о своей жизни, ведь тогда она бы узнала, что для своей семьи он был не дороже коготка суслика.
Он откашлялся.
– Да я просто… м-м… пошёл поохотиться и потерялся, и… – он перепрыгнул камешек, – так и не нашёл дорогу домой.
– Ха! – сузила глаза Мия.
Она повернула направо и двинулась прямиком через вереск. Юли забеспокоился: вдруг он выдал себя с головой? И теперь Мия станет считать его мёртвым грузом, который ей приходится таскать за собой.
Он скакнул вперёд, чтобы её нагнать.
