– Мама сказала, тебя надо умыть, – буркнула Ава.
– Да, чтоб не провонял всю нору, – подхватила Анна.
– И чтоб ястребы сюда не слетелись со всей округи, – прибавила Али.
– И…
– Я слышал! – сказал Юли, обрывая сестёр на полуслове.
Он вытянул переднюю лапу перед собой, плюхнулся на живот и положил голову на камень. Сёстры неохотно принялись вылизывать ему шубку – так, чтобы мех торчал иголками во все стороны. Двое, проводя языком, издавали звук, будто их тошнит. Третья больно кусала. Юли знал: это Ава.
– Дети, я на охоту! – крикнула мама, выходя из норы. – Если увидите чью-то тень, войте.
Живот Юли заныл в предвкушении ужина. Нельзя сказать, чтобы он был создан для драки. Но ему приходилось сражаться с каждой из шести сестёр за каждый малюсенький кусочек добычи, которую мама притаскивала в нору. Из-за этого он едва наедался вдоволь, чтобы придать сил трём здоровым лапам, не говоря уже о сухой.
Отец лисёнышей должен был приносить в нору свежую добычу, пока им не исполнится десять недель. Но мама сказала, что отец погиб страшной смертью задолго до их рождения. (Нет, она не расскажет, что с ним случилось, пока лисёныши не повзрослеют.) Они ели ровно столько, сколько маме удавалось поймать и сколько сами могли отнять у своих же сестёр и брата.
Не успела мамина тень исчезнуть за каменистым склоном, как сёстры бросили заниматься Юли. От невылизанной грязи шкура зудела.
Ава улыбнулась:
– Недолго нам осталось тебя умывать.
– Очень недолго, – прибавила Али.
– Знаешь, откуда нам известно? – спросила Айя.
– Нет.
Юли неуклюже хлопнулся на живот.
– Это нам мистер Шорк рассказал, – сощурилась Анна.
Юли сжал зубы.
– Нет никакого мистера Шорка, – пробурчал он, хотя при упоминании этого имени холодок неизменно пробегал по нему до самого кончика хвоста.
– Есть, – ответила Ава. – Ещё как есть.
– Настоящий, как лунный свет, – прибавила Айя.
Юли, собрав все силы, пытался сесть.
– Ерунда какая-то.
Про мистера Шорка вообще мало что было понятно. Кто он? Откуда взялся? Когда? И почему сёстры знают о нём, а Юли нет? Они что, улизнули из норы ночью, пока Юли и мама спали? Они что, шептались под луной с мистером Шорком? От этой мысли по спине и животу Юли побежали мурашки.
Словно почуяв его страх, шесть сестёр принялись ходить возле него кругами.
– Мистер Шорк из пепла весь.
– Недоростков любит есть.
– Зубы злобно скрежещат.
– Ловит маленьких лисят.
– Слеза не скатится даже у мамы из глаз.
– Ведь теперь станет больше еды для нас!
Юли сердито посмотрел на сестёр.
– Это стихи… ик! Это стихи даже не… ик! Они… ик! Они не… ик!
Он хотел сказать сёстрам, что их стихи никуда не годятся, что птицы в ветках ольхи поют песни гораздо интереснее – о сражениях, о тайных запасах еды, о бесстрашных спасениях от хищников. Но тело его не слушалось.
– Это стихи… ик!… тупые! Ик!
Сёстры довольно захихикали.
– Даже не вздумай икать, когда придёт мистер Шорк!
– Даже не вздумай!
– А не то он тебя отыщет.
– И схватит пепельными зубами.
– И тогда…
– Тебе…
– Конец…
– Ску-у-ли!
Юли терпеть не мог – даже больше своего прозвища, – когда сёстры разговаривали с ним так. Как будто один и тот же зловещий голос, перелетая из пасти в пасть, говорил поочерёдно шестью языками.
Но откуда этот голос являлся… Юли не имел ни малейшего понятия.
Вечером мама приволокла в нору ужин и тут же уснула. Сёстры, отпихивая одна другую, набросились на еду, и сурок исчез в месиве шерсти и крови. Юли удалось протиснуться к добыче и ухватить какой-то кусок, который он сжал покрепче зубами и унёс в свой угол.
Это было всего лишь ухо, одни хрящи. И всё равно перепачканные кровью морды сестёр смотрели завистливыми глазами, как Юли давится, поглощая то, что ему досталось.
2
– Эй, детвора, вставать пора!
Юли пробудился от охотничьего сна и увидел, как шесть его сестёр бросились к выходу из норы, который светился оранжевым и серым. Он опёрся на здоровую переднюю лапу и поскакал следом, но сёстры выстроились полукругом, загородив ему путь.
– Какие вы уже все большие! – сказала у норы мама. – Я не успеваю охотиться, чтобы вас прокормить.
Юли начал сникать.
– Вечером, – сказала мама, – пойдёте сами ловить насекомых.
Сёстры затявкали и запрыгали, утопив в радостных воплях жалобное поскуливание Юли.
Он выглянул между торчащих ушей сестёр и посмотрел на каменистый склон. Большой Валун сиял под рассветным солнцем. Он был таким ярким, таким крутым, что от одного взгляда на него у Юли заныла передняя лапа. Как он будет охотиться на трёх лапах? Как он вообще туда заберётся?
Мама откашлялась, и вопли сестёр утихли.
– Ходить за овраг никому нельзя, это понятно?
– Да, мама, – ответили разом шесть разочарованных голосов.
Теперь Юли увидел его. Овраг, будто кривая ухмылка, пересекал Большой Валун на вершине. Каждую ночь ветер, пролетев мимо ольхи, взмывал к скалистой вершине и, угодив в капкан оврага, завывал, будто от боли. Овраг был широкий – свалиться туда лисёнышу ничего не стоило. У Юли появилось такое чувство – глупое, он и сам понимал, – что в овраге живёт мистер Шорк.
– Не уходи далеко, держись на расстоянии запаха, – сказала Юли мама, когда сёстры ускакали от норы прочь.
Он сидел в тени каменного свода и смотрел, как они с боевым завыванием носятся по камням, хватают друг друга за уши и сбивают с ног. Усы у него подрагивали.
Юли посмотрел вверх: не кружит ли в небе чья- нибудь тень. Сёстры когда-то рассказывали ему историю о матери, которая погожим вечером шла по Валунным Полям и вела за собой лисёнышей. Мать, услыхав стремительный шорох крыльев, обернулась и увидела, что её единственный сын исчез, унесённый в небо. Ястреб не оставил от лисёныша ничего, кроме призрака… залитого кровью.
Юли вздрогнул – между его ушей легла чья-то морда.
– Юли, сынок, – прошептала мама, – тебе всё будет доставаться тяжелее вдвойне. Но и награда будет вдвойне прекрасней. Когда ты наконец сорвёшь ягоду земляники, она покажется вдвойне слаще. Мясо луговой собаки будет вдвойне сочней, когда ты сам разорвёшь ей брюхо. А лисички…
