«Ну вот, теперь эти тупицы догадались, что Буссе здесь, — подумал Симон. — Много же им понадобилось времени…» Он бросил взгляд на часы. Оставалось еще пятнадцать минут до выхода — достаточно, чтобы отделаться от непрошеных гостей.
— Спрячься в ванной, — сказал он Буссе. — Это наверняка Бенни или Стен; постараюсь отправить их восвояси как можно скорее.
Когда Симон открыл дверь, ему показалось, что он видит привидение — настолько, что он тут же захлопнул дверь. Открывая ее второй раз, он подумал, что ошибся и за дверью наверняка Бенни или Стен.
Но, когда дверь приоткрылась, перед ним по-прежнему стоял Франц Освальд.
40
Они встречались пару раз в неделю. Маттиас никогда не оставался на ночь, исчезал бесшумно, и, просыпаясь, София ощущала себя завернутой в покрывало тяжелой болезненной сексуальной тяги. Беньямин вел себя в постели как щенок, лапы и язык которого спонтанно оказывались везде. Матиас действовал методично и расчетливо. Лишь в самый последний момент он выпускал контроль из рук, и нетерпеливое ожидание этого доводило Софию до безумия. Он заставлял ее страдать и наслаждаться. Раздевал и одевал ее, связывал и отпускал, никогда не бывал жесток, но всегда доминировал.
Хотя иногда они делали вместе и что-то другое, их отношения в основном держались на сексе, но в этом и была вся изюминка. Софию тянуло к нему, как к наркотику. К этому добавлялось чувство, что у нее есть тайна — восхитительное горячее чувство стыда.
Когда Маттиас предложил вместе лететь домой в Швецию, она сперва удивилась.
— Не так одиноко сидеть в самолете, к тому же я буду тосковать по тебе черт знает как — просто чтобы ты знала.
— Но ты ведь знаешь, что я должна сперва поговорить с Беньямином, выяснить…
— Да-да, с этим занудой.
Тем не менее София решила лететь домой с Маттиасом. Она соскучилась по дому, да и виза заканчивалась. Написала всем и сообщила о дне возвращения. Свою квартиру в Лунде она перед отъездом сдала, но решила дать парню, который ее снимал, остаться до конца месяца, а самой пожить пока у родителей.
За неделю до отъезда позвонил Маттиас.
— Послушай, я нашел билеты за полцены, но самолет улетает на день раньше. Ты можешь освободиться?
Ее мысли тут же унеслись к пустеющему на глазах банковскому счету.
— Да, но тогда я должна всем сообщить…
— Пожалуйста, не сообщай. Я хочу, чтобы ты провела один день в Гётеборге только со мной. В моей квартире.
— Это невозможно, ты ведь знаешь, что я должна…
— Поговорить с Беньямином и все такое? Послушай, всего один последний день. У меня дома. Потом отправишься на поезде к себе и сама решишь, захочешь ли встречаться со мной дальше.
По всему ее телу пробежала дрожь возбуждения, когда Маттиас упомянул о квартире. Похоже, он что-то запланировал.
— Я сам забронирую и оплачу билеты. Что скажешь?
— Ну хорошо.
— Только не говори никому, что мы прилетаем раньше, я хочу провести с тобой целый день. Пообещай мне.
— Нас вырубит джет-лэг.
— Я люблю, когда ты такая вялая и податливая.
Предложение слишком хорошее, чтобы быть правдой. Она сможет переспать с ним в последний раз и приехать домой с лишними десятью тысячами в кармане. София решила, что поедет в Лунд на поезде вечером следующего дня. Сделает родителям сюрприз. О том, чтобы навестить Беньямина в Гётеборге, в такой ситуации и речи быть не могло.
В последний вечер София долго сидела на балконе и размышляла. Всю свою мебель она распродала, вещи отдала в секонд-хенд. В квартире осталась только кровать, которую покупатель намеревался забрать на следующее утро, и два больших чемодана.
На весеннем небе горел кроваво-красный закат. Воздух был неподвижен. София подумала о Мелиссе, которая расплакалась, когда они прощались. О других коллегах в библиотеке. О свободе, которую она ощущала в Пало-Альто. О ярком свете и вечной зелени. Но, несмотря на все это, она знала, что это не настоящая жизнь. Тут ее посетила мысль, что она уже несколько недель не видела во сне Освальда. Даже и не вспоминала о нем в последнее время. Это должно означать, что он отказался от мыслей о ней, как же иначе. И когда она это осознала, из груди исчезла тяжесть, о которой София даже не подозревала.
Одновременно возникло смутное чувство тоски. Чувство такое нелогичное, что она даже не стала напрягаться, пытаясь его понять. Освальд был единственным из всех, кого она когда-либо встречала, кто никогда не позволял себе усомниться в самом себе. Всегда имея наготове план, он ни на миллиметр не отклонялся от курса. Сама она в эти два последних года чувствовала себя как насекомое, утратившее способность ориентироваться в пространстве и летающее кругами. Но сейчас весь этот ад закончился. Она вернется в Швецию, и все станет как обычно.
* * *
Они вылетели из Сан-Франциско в Каструп
[8], а оттуда — в Ландветтер
[9]. Во время полета Маттиас был необычайно молчалив, в основном сидел и слушал свой «Айпод» или смотрел в иллюминатор, почти ничего не ел. Поспал пару часов с открытым ртом, положив голову ей на плечо. Между ними возникло какое-то новое напряжение, а не только обычное сексуальное притяжение. Казалось, Маттиас нервничает; он барабанил пальцами по бедру и постукивал ногой по переднему сиденью.
— Что такое? — наконец спросила София.
— Что? — переспросил он, сняв наушники.
— Просто спрашиваю, что с тобой такое. Ты вроде бы нервничаешь?
— Да нет, ничего особенного. Просто не знаю, радует ли меня то, что я возвращаюсь в Швецию. А что, если я не смогу без тебя?
— Да ладно, расслабься. Мы ведь будем жить не так далеко друг от друга.
Сама она не смогла заснуть в самолете ни на минуту. Каждый раз, когда пыталась подремать, у нее начинала болеть голова, ей становилось холодно или нападал чих от прохладного сухого воздуха.
Из аэропорта они взяли такси до квартиры Маттиаса в центре Гётеборга. Когда София ступила через порог, ей показалось, что она находится в пространстве между мирами, когда уже оставила позади одно место, но еще не прибыла в другое. Квартира оказалась такой странной, что лишь усиливала чувство нереальности. Потолки тут были метра четыре. Все бело-серое, только что после ремонта, в минималистичном скандинавском дизайне, никаких излишеств, но каждый предмет мебели явно стоил целое состояние.
В гостиной красовалась античная изразцовая печь, по бокам от нее стояли бронзовые скульптуры: фаллическая и в виде птицы с раскинутыми крыльями. Мебели мало, только диван с креслом и телемузыкальный центр. На стенах висели три эротические, почти порнографические фотографии в рамках. На первой была изображена сидящая на четвереньках голая женщина со связанными веревкой руками, только глаза в фокусе, остальное размыто. На следующей — спина мужчины и лицо женщины с кляпом во рту, лежащей под ним; рука мужчины крепко вцепилась в ее волосы. Третья фотография показывала крупным планом лицо женщины. На шее у нее виднелся кожаный ошейник с металлическими заклепками; глаза были закрыты, рот полуоткрыт.
