Глава 30
Посещение Горлисом своего прямого руководителя, директора Орлая, выглядело вполне естественным. Ну, разве что, немного необычным было то, что они говорили не в служебном кабинете, а в директорской квартире Ивана Семеновича, расположенной там же, в одном из корпусов Лицея.
Натан постарался рассказать новость максимально аккуратно, сберегая нервное здоровье заслуженного человека. Но это не совсем удалось. Орлай был потрясен новостью — точнее сказать, убит ею. На нем уже тяжело сказалось заведенное жандармами дело против выпускников Лицея. А тут еще и шпионаж. Причем, если в том случае вина Ивана Семеновича могла считаться опосредованною, то на сей раз обвинялся человек, подобранный для работы именно им. Педагог, которым Орлай, как руководитель, гордился.
Горлис старался его утешить, успокоить по обоим направлениям. Сказал, что в обвинения по делу «Сети Величия» сам не верит, делал, делает и еще сделает всё, что сможет, чтобы доказать невиновность студентов. А с Брамжогло… Что ж, бывает… Ведь Натан и сам работал бок о бок с этим человеком, но ни в чем дурном заподозрить не мог. Говорил с ним как лояльным России человеком, не представляя, что тот может выведывать какие-то тайны. (Горлис начинал излагать эти тезисы сугубо для успокоения собеседника. Но, договорив их до конца, вдруг вполне осознал, насколько сказанное справедливо и опасно. Лабазнову, к примеру, плевать, что Натан сам же разоблачил Брамжогло. Если им будет найден самый пустой, самый зряшный повод обвинить в чем-то противника, он им с радостью воспользуется.)
Иван Семенович кивал головой, соглашался. Но на самом деле было видно, насколько трудно ему пережить такую новость. Лишь когда перешли к обсуждению места проживания предполагаемого турецкого агента, в нем появилась деловая хватка, сильная, концентрированная злость. Орлай прежде всего сказал, что, насколько мог видеть, Брамжогло с обеда еще не вернулся. С послеобеденной прогулки он обычно приходит попозже.
После чего директор взял чистый лист, перо с чернильницей и ловко набросал план двух этажей Лицея. На нем показал кружком место проживания злоумышленника (с окнами на Ланжероновскую улицу). А также изобразил, какие есть подходы к квартире преступника. Потом такими же быстрыми уверенными движениями сделал подробный план квартиры на другом листе. Горлис подумал, что это идеальный материал, схема для полуночного обсуждения плана операции.
Правду сказать, после этого Орлай несколько повеселел и позволил себе улыбнуться. У Натана тоже отлегло от сердца, а то он уж начинал волноваться за состояние здоровья старика.
* * *
Как ни заманчиво было во время, остающееся до полуночи, всё бросить и махнуть к Кочубею да рассказать ему обо всём, но наш герой не стал творить такое безумие… Притом Горлис подумал, как своеобразно Судьба возвращает ему долги. Полгода назад он глупо, по-детски обиделся на Кочубея и тем спровоцировал того на грубость. А теперь вот и сам категорически не смеет ни о чем сказать приятелю.
Вернувшись из театра, Фина с некоторым удивлением выслушала рассказ о том, что Натану сей ночью нужно срочно уехать по некоему делу. Тут же она увидел злосчастную тросточку, прислоненную, чтоб не забыть, к вешалке. Его любимая высоко ценила то, что Горлис ради нее отказался от частого пользования этой тростью. И потому понимала, что если данная вещь приготовлена для употребления, то значит, и вправду ожидается что-то серьезное.
— Милый, это очень опасно?
— Не очень, — ответил Натан с улыбкой и начал оживленно расспрашивать ее о сегодняшнем спектакле.
* * *
Так вышло, что к канцелярии на Херсонской улице Горлис приехал одновременно с парой жандармов. Лабазнов был весел и издалека помахал Натану рукой, как лучшему другу. Тот не смог удержаться и помахал в ответ. За что тут же начал корить себя — ну нельзя общаться с подобными подлецами, как с равными себе, нельзя прощать им их гнусности. Беус же шел, заметно прихрамывая. («Лабазнов, что ли, его побил?» — мстительно подумалось Горлису.)
Они поднялись на второй этаж в кабинет Достанича. Все остальные были уже в сборе. Слева от двери стоял Дрымов с тремя нижними чинами, лучшими из имевшихся, коих он всегда привлекал к подобным делам, важным и опасным. Справа — пять молодых крепких офицеров Уфимского полка. Горлис достал схемы, нарисованные Орлаем, и положил их на стол перед Достаничем. Тот попросил всех подойти поближе и начал объяснять диспозицию предстоящей операции.
План был таков. Как доложила лицейская вахта инвалидной роты, вечером Брамжогло вернулся в свою квартиру и больше из нее не выходил. Далее — в здание гауптвахты, глядящей окнами на Соборную площадь, переведены два взвода солдат, ждущих приказа, пока что им неизвестного. Без десяти минут час ночи они выдвигаются к Лицею и полностью блокируют его с наружной стороны. У двух окон, где обитает турецкий шпион, дополнительно дежурит полицейский наряд во главе с частным приставом Дрымовым. Четыре армейских офицера перекрывают центральный и черные выходы. Ровно в час ночи (тут Достанич не без хвастовства потряс своими дорогущими карманными часами) он сам с одним армейским офицером, двумя жандармами и «вольноопределяющимся Горли» идет к главному входу в здание Лицея. Согласно предварительной договоренности, один охранник открывает дверь, другие доводят всю пятерку до нужной квартиры. Ничего не подозревающий Брамжогло у себя дома отходит ко сну. А то уж и крепко спит, учитывая, что занятия завтра начинаются рано.
— Всё ли понятно? — спросил Достанич в конце.
— Всё! Это просто Иерусалим, крестоносцами освобожденный! — молодцевато ответил за всех Лабазнов. — Вот только… Время еще есть. Чайку попить бы, что ли.
— Да что вы, Харитон Васильевич, какой чай? Чтобы потом, в разгар дела, по кустам бегать?
— Это да, Степан Степанович… Только дело серьезное. От волнения аж в горле пересохло…
Сказано это было настолько просто и искренне, что даже Горлис, привыкшей воспринимать Лабазнова, скорее, как черта в мундире, но не человека, испытал сейчас к нему нечто вроде сочувствия.
— Господин капитан, — с мягкой отеческой строгостью сказал Достанич. — Согласен с вами, дело ответственное. Но давайте сначала послужим Отечеству, а потом уж чаю напьёмся. И может, не только чаю.
Нехитрая армейская, да и просто мужская шутка пришлась к месту, сгладив напряжение. Все усмехнулись и кратко обсудили, чем именно будут отмечать задержание турецкого шпиона.
* * *
Толково распланированная операция шла как по маслу. Горлис даже не успевал на каком-то из этапов остановиться, подумать, оглянуться, как их пятерка оказалась перед дверью квартиры Брамжогло. Как уговорились заранее, Достанич и другой офицер обнажили сабли, жандармы достали пистолеты. Ну и Горлис с его всего лишь тростью на их фоне смотрелся человеком сугубо гражданским. Зато именно ему было поручено открывать дверь служебной квартиры запасным ключом. В этом тоже таилась некоторая опасность. А вдруг Брамжогло по ту сторону насторожится? Вдруг он вооружен и выстрелит?
