Мне навстречу тьма непроглядная, я ее глотаю как дым,
и вот эту жуть плотоядную называют «счастьем блатным»…
Сергей Трофимов
— На время моего отсутствия меня заменит Кондратьев, — сказал Березкин, отставляя бокал с недопитым вином в сторону. — Фу-у, кислятина… Стоимость такая, что даже миллионера заплакать заставит, а на вкус — хуже «паленых» молдавских вин… Не знаю, сколько времени займет все эта затея с банком…
— Много, — уверенно сказал Врублевский. — Но оно того стоит. Теперь у нас есть собственный банк. И не где-то в захудалом городишке, на задворках Империи, а в самом Петербурге. Не торопись, Константин Игоревич, и не волнуйся, мы здесь справимся. Организация отлажена хорошо, дело поставлено на нужный уровень и остается лишь поддерживать его в этом состоянии. Ставить все это на ноги было куда тяжелее. Как вспомню, что пришлось пережить за эти три года — мурашки по спине бегают…
— Да, три года прошло, — покачал головой Березкин. — Целых три года… Или, всего три года? Помню, как я увидел тебя здесь впервые, тогда весной. Молодой, горячий, даже на грани нервного срыва, готовый на все, лишь бы доказать всем и вся, что ты на что-то способен, на что-то годен… Доказал. Да и на взъерошенного мальчишку, размахивающего пистолетами, ты уже не похож. Заматерел, остепенился, солидности добрал, спокойнее стал. Вот ведь как время-то бежит… Сколько сделано всего, и сколько еще предстоит сделать… А ведь мы фактически получили этот город. Связи везде и всюду. Деньги вложены в самые доходные места, приручены все самые видные бизнесмены и чиновники. Отличные отель, казино, несколько баров и ресторанов, охранное предприятие, детективная фирма, а перспективы… Перспективы какие! Теперь ты доволен?
— Нет, — покачал головой Врублевский. — Это лишь начало, Константин Игоревич. Нельзя останавливаться на достигнутом. Может, кому-нибудь и хватает власти над крохотным городишком, но лично мне надо больше. Я хочу получить настоящую власть и настоящие деньги, а не это…
— Не жадничай, — шутливо погрозил ему пальцем Березкин, — жадность до добра не доводит. У тебя шикарный «джип», отличная квартира, «заряженная» техникой под завязку, и насколько мне известно, кое-что на счетах в зарубежных банках…
— Мелочь, — отмахнулся Врублевский. — Сущая мелочь. Я все вкладываю в дело. А машина, квартира и прочая мишура — это лишь атрибуты… Ну, если угодно, это еще можно назвать «минимумом». На Западе это естественно, а у нас считается «упакованностью». Мне нужно не это. Я хочу стать действительно богатым. По-настоящему богатым. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, поэтому и перебираешься в Петербург. И мы станем богатыми… Вся работа по «Комета-банку» проведена, теперь дело за тобой. Я думаю, тебе пора легализоваться, меняя амплуа «крестного отца» на имидж респектабельного банкира. Пройдет пара- тройка лет, и все забудут прежнего Березкина, помня только о Березкине-банкире, меценате, заботящемся о благе страны. А мы доделаем свою работу здесь и, убедившись, что разрушить созданное нами уже никто не сможет, постепенно начнем перебираться к тебе, завоевывая все новые пространства. По моим подсчетам, мы успеем надежно закрепиться в Петербурге еще до того, как насосавшееся денег правительство решит вспомнить о имидже «заботливого и честного» и начнет «закручивать гайки». На дворе девяносто пятый, пик вседозволенности уже позади, «беспредельные темы» пошли на спад, но некоторое время у нас еще есть. Наступает время «тем» полулегальных, авантюрных, юридически грамотных… А потом придет мода на честность и законопослушность… но к тому времени у тебя уже будет имидж солидного банкира и репутация честного человека…
— А ты?
— А мне это не интересно, — признался Врублевский. — Меня интересуют не только деньги, но и процесс их зарабатывания. Я мог бы уже сейчас найти себе теплое и доходное местечко и встретить поворот правительства к законотворчеству с обаятельной улыбкой честного бизнесмена, но мне это скучно. Я привык ходить по грани, по лезвию. Это для меня вроде наркотика… Но деньги мне тоже нужны. Большие деньги… Вот и пытаюсь совмещать…
— Почему ты не хочешь додавить до конца Шерстнева и его отморозков? Сейчас их позиции слабы, как никогда. А Шерстнев, тем не менее, остается опасен. Он видит, что ему приходит конец, что люди бегут от него, он теряет авторитет и связи и потому бесится еще больше. Он подонок, но далеко не дурак, и понимает, откуда все это происходит… Он имеет на тебя зуб, Врублевский… Не лучше ли его раздавить? Зачем оставлять врага за спиной?
— Пока еще рано, — возразил Врублевский. — Шерстнев и его команда сейчас очень полезны для нас. Для жителей города и для милиции они — воплощение понятия «преступность», живой образчик криминала. Они как нельзя лучше подходят под тот стереотип бандита, который вырабатывается у обывателей под влиянием газет и телевидения: недальновидные, тупые, жестокие и наглые. Обыватель не может представить, что настоящая преступность — это не долдоны с короткой стрижкой и полным отсутствием мозгов. Посмотри на нас с тобой: прилично одеты, никаких золотых побрякушек, никаких татуировок… Какие же мы с тобой преступники? Мы — образованные, интеллигентные люди, способные быть галантными с дамой, умеющие обращаться с ножом и вилкой в ресторане, без всякого усилия вспоминающие к месту Монтеня или Шопенгауэра. И мы не вызываем ненависти у рядового обывателя. Пусть шишки валятся на отморозков Шерстнева. Они все еще нужны нам в качестве «козлов отпущения». Их время еще не пришло. Милиции тоже надо кого-то ловить…
— Кстати, о милиции, — вспомнил Березкин. — Поторопись с Сидоровским. Не играй с огнем, Володя. Это не отморозок Шерстнева и не купленный полковник Бородин. Он опасен, и мне кажется, он озверел. Он поклялся стереть тебя в порошок и даже переселился в отдел окончательно, день и ночь собирая на тебя компромат. Пока ничего серьезного нет… но от этого он звереет еще больше. Он тебя хочет, Володя.
— У них это семейное, — усмехнулся Врублевский.
— В каком смысле?
— Да так… Мысли вслух… Ничего он мне не сделает, можешь не волноваться, Константин Игоревич. Я знаю каждый его шаг и дома, и на работе. Все под контролем.
— Иногда ситуации имеют отвратительное свойство выходить из-под контроля. Не рискуй. Этот мент тебе точно не нужен, а потому я бы советовал тебе от него избавиться… Раз и навсегда. Пока он не избавился от тебя.
— А вот физически его устранять нельзя, — убежденно заявил Врублевский. — Ни в коем случае нельзя. В этом случае мы можем переиграть сами себя. И уверяю вас, что даже самые продажные и вороватые встанут в общие ряды, чтобы нанести ответный удар. Они не смогут не встать — это будет равносильно признанию в соучастии, да и чревато тем, что они сами могут быть следующей жертвой, а вступиться за них будет некому. А мстят менты безжалостно и умело. Глупость думать, что у них нет информации об истинном положении вещей. При необходимости, они могут размазать любую группировку за пару дней. Пока их умело сдерживают, но когда происходит нечто подобное, сдержать их не в силах ни министры, ни президент, ни вопли «общественности». Лично я не хочу оказаться под этим «прессом». Не стоит их принимать за послушных служебных собачек, Константин Игоревич. Первыми полицейскими были самые опытные, самые матерые и самые опасные преступники. «Лучшие из худших». Именно из них были сформированы бригады, которые как никто другой знали жаргон, обычаи и методы криминального мира. Видок сформулировал очень умный, и главное — практичный постулат: «Преступность могут победить только сами преступники». Они одной с нами породы, Константин Игоревич, только более тренированные, более организованные и наделенные куда большей властью и возможностями. К счастью для нас, у них меньше денег и техники… Да и законы, а точнее их отсутствие, пока играют нам на руку. Но будить в них Видока я не советовал бы никому… С Сидоровским я разберусь. Это не самое страшное в моей жизни. Пока что меня куда больше беспокоят предстоящие торги по продаже акций универмага «Прибрежный». На рынке недвижимости сам универмаг будет стоить порядка семи- восьми миллионов долларов. Даже если мы надумаем перепродать его чуть позже, то реально сможем сделать это миллиона за три-четыре. Половина акций распределена между работниками коллектива, с ними работают мои ребята, перекупая за бесценок. Трудягам эти акции все равно ничего не дают — за акцию в тысячу рублей они будут получать в год десять процентов, что им эти сто рублей? Нам нужно купить контрольный пакет акций. Полагаю, процентов двадцать мы сможем перекупить у работяг, а вот остальные придется перекупать на открытых торгах. Если же удастся приобрести контрольный пакет — универмаг будет наш. И это будет последний штрих по захвату власти в городе.
