Так закончилась «Большая неделя», и, «судя по фотографиям, на которых были изображены лежащие в руинах авиазаводы по всей территории Германии, она была успешной». Так считали янки. А немцы… еще более увеличили выпуск самолетов.
В конце марта – в апреле 1944 г. Бомбардировочное командование произвело два массированных ночных налета на Германию.
30 марта 795 самолетов Королевских ВВС вылетели на важное задание – уничтожение Нюрнберга. Это был самый неудачный ночной налет англичан. С самого начала пошло все не так, как планировалось. Плохая погода над Северным морем не дала идущим широким фронтом самолетам возможности для маневра. По мнению некоторых специалистов вообще не стоило начинать операцию при такой погоде. Ясная и холодная лунная ночь и четкий конденсационный след самолета позволяли противнику понять направление его курса. А постоянно меняющиеся весенние штормы привели к серьезным навигационным ошибкам, из-за чего бомбардировщики сбились с правильного курса.
Но для немецких истребителей, использовавших тактику «дикой и домашней свиньи», это была идеальная погода для атаки. Таким образом, в 450 км от цели начались непрекращающиеся воздушные бои, в которые включалось все больше ночных истребителей по мере того, как все яснее становилась цель полета бомбардировщиков. Двухмоторные ночные истребители, оборудованные системами «Лихтенштейн SN-2» и «Наксос Z», улавливали излучение, исходящее от радаров бомбардировщиков, и с помощью «Шраке музик» атаковали их.
Волна английских бомбардировщиков пересекла Рейн между Бонном и Бингеном, а затем через Фулду и Ханау пошла дальше, в сторону Нюрнберга. Летящие впереди бомбардировщиков истребители «Москито» безуспешно пытались расчистить им маршрут.
Самые тяжелые потери были у соединения «Галифаксов». Из 93 машин сбито было 30. Лейтенант Королевских ВВС Смит вспоминал об этом бое: «Между Ахеном и Нюрнбергом я насчитал 40 горящих самолетов, но, наверное, не менее 50 бомбардировщиков было сбито, прежде чем соединение сумело дойти до цели». Другие же 187 бомбардировщиков просто не нашли цель, так как самолеты – маркировщики целей опоздали на 47 минут да и город к тому же располагался в густой облачности. А между тем сотни самолетов в назначенное время безуспешно кружили над целью и искали маркировочные огни.
Этой ночью немецкие истребители поставили рекорд, сбив 79 бомбардировщиков. Зенитные батареи включили 600 прожекторов, бесчисленное количество подсветок и выпустили в небо осветительные ракеты. Стрельба с земли велась со всех стволов, что создавало непроходимый заслон перед бомбардировщиками. Не ожидавшие такого яростного противодействия, английские экипажи сбрасывали свои бомбы куда попало. А те из бомбардировщиков, на которых не были установлены аппараты H2S, сбрасывали свои бомбы на прожекторы зенитных установок, уверенные, что они бомбят Нюрнберг.
Из 795 вылетевших на операцию самолетов 95 не вернулись назад, 71 машина получила тяжелые повреждения, 12 разбились при посадке. Восстановлению не подлежали 108 бомбардировщиков.
Расследование этой операции показало, что немцы применили новую оборонную тактику. Так как они не знали заранее цели налета, то истребители начинали атаковать противника еще на подлете. Таким образом, 2460 тонн сброшенных бомб причинили только ограниченный ущерб. В Нюрнберге частично была разрушена фабрика и несколько зданий легко повреждены.
Это была действительно «черная ночь» для британских ВВС. Помимо самолетов, погибли 545 опытных летчиков. Еще 159 пилотов, в основном, тяжелораненые, попали в плен. Такое большое количество летчиков одновременно никогда еще в плен не попадало.
Немцы же этой ночью потеряли всего 10 самолетов. А в Нюрнберге погибли 60 горожан и 15 иностранных рабочих.
После этой неудачной операции наступило некоторое затишье. Англичане пытались разработать новую тактику проведения бомбардировок. Нюрнберг, таким образом, стал последним городом, на который английские бомбардировщики шли гигантской волной.
Любопытен рассказ знаменитого германского аса Адольфа Галланда о боях весной 1944 г.: «Я принял участие в сражении по защите рейха вместе с полковником Траутлофтом, инспектором дневных истребителей восточного сектора. Пришло сообщение, что “толстая собака” приближается со стороны побережья Голландии. Как всегда, мы следили за всем из моего небольшого пункта управления в Готтенгрунде. Я приказал прогреть моторы у двух “Фокке-Вульфов” на аэродроме Штаакен и пригласил Траутлофта сопровождать меня. Он быстро пробежал 30 метров и влез в “Физелер Шторьх”, который поджидал нас с уже пущенным мотором, а десять минут спустя мы вылетели из Штаакена. Курс – на запад, высота – 7600 метров.
На радиоволне истребительной авиации рейха к нам поступила подробная информация о местоположении, направлении, высоте и других важных деталях, касавшихся основного соединения бомбардировщиков в количестве около восьмисот В-17 и других самолетов, которые летели спереди, а также с флангов, обороняя основное соединение. Едва только мы пересекли Эльбу севернее Магдебурга, как сразу заметили неприятеля. Мы пропустили соединение американских самолетов на почтительном расстоянии, от 8 до 16 километров. Мимо нас пролетело 800 бомбардировщиков, 2000 тонн груза смерти, разрушения и пожаров находились внутри их серебристых тел, устремленных к цели где-то внутри Германии. Надо было что-то предпринимать. Бесконечные соединения четырехмоторных бомбардировщиков следовали волна за волной, справа и слева над нами, оставляя кое-где следы в разреженном воздухе, а рядом с ними бесчисленное множество истребителей “Мустанг”. “Радиус действий неприятельских истребителей не распространяется за пределы Эльбы”, – согласно точки зрения Генерального штаба! По поводу Рура они уже давно перестали что-либо говорить, но по-прежнему отказывались видеть то, что было четко написано большими буквами в небе Германии.
А где же наши боевые авиасоединения? Переключившись на другую, командную волну, я обнаружил, что часть наших сил собралась совершить посадку после завершения атаки и готовилась ко второму боевому вылету, чтобы встретить противника на обратном пути. Однако вид у соединения бомбардировщиков был вовсе не таким, каким он должен быть после сражения. В этом не было ничего удивительного при таком множестве бомбардировщиков, а также истребителей сопровождения.
Итак, немецкие боевые авиачасти сейчас собираются в воздухе где-то между Берлином и Магдебургом. Мне необходимо посмотреть их в действии. Только что мимо нас проследовало одно из последних соединений противника, и у меня зачесались руки: неужели я буду пассивным наблюдателем этого парада? Я совершил левый вираж и приблизился к соединению, как вдруг заметил отставший В-17, который пытался пристроиться к другому соединению с левой стороны. “Ганс, – крикнул я, – готовься! Сейчас мы его перехватим”.
В нашем решении не было ничего героического. Если бы мы направились прямо против неприятеля и сбили ведущий самолет, то, несомненно, нас сбили бы тоже. Но теперь, при наличии отставшего самолета, мы должны были действовать очень быстро, прежде чем он успеет присоединиться к своим.
Я сидел у него на хвосте в 100 метрах. В-17 открыл огонь и предпринял отчаянную попытку избежать столкновения. В это мгновение в мире существовали лишь тот самый бомбардировщик, сражавшийся за свою жизнь, и я. Как только полыхнули мои пушки, так сразу же полетели металлические куски, из двигателей повалил дым, а летчики сбросили весь груз бомб. Но потом загорелся один бензобак под крылом самолета. Экипаж стал выбрасываться на парашютах. Вдруг по радио раздался голов Траутлофта: “Адольф, внимание! “Мустанги”! Я подбит! Пушки заклинило!”
