А потом стали слышны стоны, все громче, все явственней. Сквозь вонь разложения до обоняния Кентаро долетел запах немытого тела. Кто-то оставался в живых в этом аду. И вскоре Дух увидел этого несчастного.
Мужчина лежал в клетке. Та была открыта, ее даже не удосужились закрыть, видимо, предполагая, что пленник и так не сбежит.
И он действительно лишь лежал и стонал. Кентаро постучал по прутьям клетки, чтобы привлечь к себе его внимание.
– Проснись, человек, я освобожу тебя, – шепнул он.
Тот поднял взгляд.
И только тогда Дух увидел, почему никто не боялся побега пленника – ему с хирургической точностью перерезали сухожилия под коленями и у ступней, то же сделали и с руками. Человек мог только лежать и скулить. Его глаза сфокусировались на Кентаро, и Дух увидел в них лишь безумие. А потом несчастный в клетке открыл рот и показал страшную рану на том месте, где был язык.
Он, видимо, распознал в темноте силуэт Духа, потому что заскулил громче, потекли слезы.
А затем взглянул на рукоять меча воина и зашевелил губами в немой мольбе.
Духу не нужно было слышать слова, чтоб понимать, о чем он просит. Достал свой меч.
И стряхнул с клинка кровь привычным, много раз тренированным движением. С жалостью взглянул на дрожащее в последней агонии тело несчастного.
Кентаро вздохнул. Он дал этому человеку быструю, почти безболезненную смерть. Это было лучшее, что могло ожидать беднягу с тех пор, как он попал в эти проклятые подземелья.
– Прощай. Кем бы ты ни был, прощай, – сказал Дух.
А потом мгновенно обернулся и приставил острый край меча к горлу того, кто пытался к нему подкрасться.
– Так это вы тот Дух, о котором столько разговоров? – сказал человек. – Кентаро, да? Большая честь познакомиться!
Одетый в нечистую одежду, с лицом, обернутым какими-то бурыми тряпками, мужчина поклонился – низко и с уважением.
– Ты пытался напасть на меня со спины?
– Да нет, с чего бы! – запротестовал тот, выпрямляясь. – Я же знаю, что Дух слышит почти все!
– Говори, кто ты! На этот раз я хочу знать, кого убью!
Человек даже не дрогнул, а его глаза, что выглядывали из-за тряпок, остались столь же пустыми и холодными.
– О, я не боюсь смерти, господин мой. Веду с ней неравный бой уже много лет и в стычках с ней добился немалых успехов, – ответил он. – Меня зовут Сатобени, и я лекарь. Это место, – он широко распростер руки, – мои владения.
– Значит, ты подохнешь в собственном доме, это уже неплохо.
Дух отвел меч, приготовился к удару.
– Не интересует ли тебя, господин, то, что ты видишь вокруг? Не желаешь ли знать, для чего все это предназначено? Не желаешь ли, наконец, повстречать друга?
Сатобени говорил это не быстро и напуганно, как говорил бы человек, отчаянно желающий выиграть время, спасти свою жизнь. О нет! Сатобени был искренне заинтересован! Так, будто угроза гибели не произвела на него никакого впечатления.
– Друга?
– Осу, одноногий старик.
– Он жив?!
– Разумеется, что за вопрос! Прошу, я провожу тебя к нему!
– Если это уловка…
– Дух, я знаю, кто ты и чем занимаешься. Знаю, что ты быстрее любого человека и во много раз быстрее меня. Нет такой уловки, которой я мог бы тебя перехитрить. Да я и не хочу. Хочу только… поговорить! Я не в первый раз вижу Духа… хотя впервые вижу Духа живого. – Он повернулся к одному из коридоров. – Пожалуйста, пойдем со мной… я приведу тебя, господин, к твоему другу.
И он двинулся вперед, а Кентаро, несколько сбитый с толку, спрятал меч и пошел за ним.
Они вошли в туннель, освещенный огнем свечей. Тут было светлее, но обстановка оказалась ничуть не менее ужасной.
Здесь находились хирургические столы, медицинские – такие, что обычно стояли в больницах, или такие, что Кентаро видел в военных лазаретах, еще когда служил клану Секай. Тогда, впрочем, на их поверхностях лежали больные и раненые, ожидающие помощи или уже оперируемые, а здесь…
…здесь лежали мертвецы. Страшно изувеченные мертвецы.
Мужское тело, разрезанное ровно по вертикали. Этого еще не выпотрошили, а труп казался совершенно свежим, как будто операцию провели только вчера. Кости и мышцы, кишки, желудок, сердце и мозг – все это ожидало анатома.
На следующем столе следующий труп – на этот раз нарезанный горизонтально, на пластинки, сложенные одна рядом с другой. На стенах, подвешенные на специальных крючьях, находились хирургические инструменты – ножи, настолько длинные, что их можно было бы сравнить с мечами. Крючья поменьше, топорики со сложной конструкцией лезвия, пилы, наборы скальпелей, сверла и коловороты.
– Я лекарь, господин Кентаро, – говорил Сатобени, когда они шли по этой империи кошмара. – Лекарь вот уже много, много лет. Меня обучали монахи в монастыре Сунбай на великой горе Теншин. Ты слыхал об этом месте, господин мой?
– Нет, не слышал.
– Жаль, это отличное место. Собранные там монахи исследуют тайны человеческого тела. Мудрец покровительствует их опытам… но не только он! Во всяком случае, ты должен мне поверить – то, что ты видишь, может выглядеть неприятно… но все служит для спасения человеческих жизней.
– Что за чушь, – прошипел Кентаро. – Я вижу изуродованные трупы! Тела, выпотрошенные столь жестоким способом, что лишь абсолютно извращенный разум мог…
– Ох, господин Кентаро, а разве война не выглядит точно так же? А ваша профессия? Причиняя смерть этим ужасным мечом, разве вы это делаете… гуманно?
– Это совсем другое. Мой меч, мое мастерство… это все служит высшей цели!
– Так же как и это. – Сатобени указал на очередное тело. – Мы не можем лечить, не зная человеческого тела. А узнать его мы можем лишь путем далеко идущего вторжения в него. Да, я лишил жизни многих людей. Десятки, а может быть, сотни, все так. Но знаешь ли ты, сколько жизней я спас? Тысячи, господин Кентаро, тысячи! Мужчин, женщин, детей. Стариков и младенцев. Богатых и тех, у кого ни зена не было. Я лекарь, и моя обязанность защищать жизнь. Любой ценой.
Они вошли в очередной коридор. Здесь уже не было трупов, хирургических инструментов и сосудов со странными жидкостями, лишь лампы, свечи и горшки, заполненные почвой, на которой росли грибы. А еще здесь стояли статуи!
И вообще этот коридор напоминал храм! Здесь горели свечи и дымили кадильницы. У стен находились фигуры каких-то существ, видимо, богов. Каменные и деревянные, старые и такие, которые вырезали будто только что. Несколько десятков статуй.
Удивительно искривленный человек-жаба, чей длинный язык высовывался между губ и оборачивался вокруг гениталий. Страшная женщина-монстр; ее пасть была полна зубов, а груди были обвисшими и сморщенными. Она широко расставляла ноги, и из ее лона выползала другая фигурка, изображающая рыдающего младенца – женщина же разрывала его тельце когтями.
