– И ты согласился.
– Я был готов рассказать мою историю любому, кто мог выслушать ее. Да, я согласился.
– Значит, связь между тобой и Софией началась пять лет назад из-за какого-то медиума. А потом она рассказала тебе о Куинн?
– Потому что специалист из криминалистической лаборатории обнаружил неопределенный профиль ДНК. И потому что у Эми появились собственные сомнения из-за того, что память начала возвращаться к ней. И конечно, из-за меня. После нескольких визитов София начала склоняться к тому, что я говорю правду. Она взялась за мое дело ради Куинн. Ради правды и справедливости. И она связалась с юристами из программы «Невиновность».
Я тихо ругаюсь сквозь зубы.
– И что якобы вспомнила Эми во время этих сеансов гиптоза?
– Нескольких насильников. Группу мужчин. Монотонную музыку. Холодное место с запахом плесени, темноту, низкий потолок или ощущение тяжести наверху. Запах почвы и марихуаны. Звук текущей воды, словно у реки.
– Хижина старого траппера, где они нашли следы Эми, после того как обнаружили ее, стояла у реки. Там была низкая крыша.
Он кивает.
– Эми также вспомнила странную фразу, которая вращалась у нее в голове. Теперь похотливый щенок окончательно свихнется.
– Что?
– Не знаю, что это значит. София предполагала, что контекст появится в ходе следующих гипнотических сеансов. Но Эми испугалась и прекратила общение. София не стала давить на нее; с показаниями криминалиста и анализами ДНК у нас было достаточно свидетельств, чтобы подать апелляцию на мой приговор. София считала, что Эми расхрабрится после того, как судья примет решение в мою пользу. И когда стало понятно, что он на самом деле собирается решить в мою пользу, Эми согласилась попробовать еще раз. Это было полгода назад. Но она пропустила свою встречу с Софией, а через два дня позвонила из Сноу-Крик и оставила это сообщение на ее домашнем телефоне. Но прежде, чем София успела услышать его, Эми была мертва.
Он на какое-то время оставляет меня в покое, потом тихо накрывает ладонью мою руку. Я позволяю ему это сделать. Я нуждаюсь в этом. Как бы я ни сопротивлялась, мне нужен Джеб. Я люблю Джеба. Я хочу его. Мне ненавистна мысль о его тесных взаимоотношениях с моей сестрой. О том, что я не принимала участия в этом. Логически я понимаю, почему это так, но это не успокаивает боль обиды и одиночества. К глазам подступают жгучие слезы.
– Не могу поверить, что ты не сказал мне об этом.
– Это было бы слишком, Рэйчел.
– Не тебе решать.
Она снова ненадолго замолкает, потом тихо говорит:
– София также сказала мне, что Эми вспомнила изображение дракона. Извивающегося дракона.
Я медленно поднимаю голову.
– Дракона?
– Это все, что я знаю. Каждый раз, когда появлялся образ дракона, ее воспоминания угасали.
Я вынимаю руку из-под его ладони и потираю лоб.
– София обращалась в полицию с этими сведениями?
– Она не доверяла копам, которые вели расследование, как и первому адвокату защиты. Вместо этого она предоставила информацию юристам из проекта «Невиновность». У них накопилось достаточно свидетельств, чтобы на прошлой неделе судья постановил, что мое прежнее осуждение было несправедливым.
На прошлой неделе.
Прошла неделя после того, как его выпустили из тюрьмы. Мне кажется, что за эти дни прошла целая жизнь.
– София погибла полгода назад, – шепчу я. – Она так и не услышала окончательный вердикт. Она умерла до того, как увидела, что ей удалось сделать.
– Шестерни правосудия вращаются медленно. Судья не торопился. Но полгода назад мы были полны оптимизма и думали, что дело решится в нашу пользу.
– Наверное, это был настоящий ад. Оставаться в тюрьме эти последние шесть месяцев и ждать решения. Особенно после смерти Софии.
– Это были самые долгие дни в моей жизни. Ты не представляешь, как я тоскую по ней.
Я удерживаю его взгляд.
– Мне очень жаль, Джеб.
– Мне тоже очень жаль. Она оставила большой пробел в жизни многих людей.
Я отворачиваюсь и гляжу в окно.
– Когда она позвонила тебе в тюрьму вечером перед пожаром, то сказала что-то еще? – хрипло спрашиваю я.
– Только насчет сообщения Эми, что она находится в Сноу-Крик и знает, кто это сделал. Когда София получила сообщение, она сразу же перезвонила, но не получила ответа. Она сказала, что завтра утром первым делом поедет в Сноу-Крик, чтобы встретиться с Эми. Когда она позвонила мне, то была очень взволнованна. Она сказала, что мы можем наконец узнать, кто это сделал. Но на следующее утро она погибла в огне.
Моя кровь обращается в лед.
– Джеб, – тихо, очень тихо говорю я. – Если… если Эми убил тот мужчина в бейсбольной кепке, думаешь ли ты, что он мог узнать от нее насчет звонка и сообщения для моей сестры? Думаешь, мою сестру тоже убили?
Он молчит.
– Проклятье! – Я лезу в карман, достаю смартфон и звоню моему криминальному репортеру Джонасу Толлингворту. Он писал статьи о самоубийстве Эми.
Когда он отвечает, я не трачу время на обмен любезностями.
– Джонас, это Рэйчел. У тебя сохранились первичные материалы для апрельской статьи о самоубийстве Эми Финдли?
Он просит подождать, пока разбирается в своих записях. Я слышу шелест бумаги.
– У меня есть копии коронерского отчета, – говорит он. – И полицейский отчет.
– Пистолет Эми был на кого-то зарегистрирован?
Он медлит с ответом, просматривая записи.
– Серийный номер был сточен напильником. Полицейские решили, что она приобрела оружие на черном рынке.
– Есть упоминание о телефонных звонках, которые она сделала вечером перед смертью?
Джонас снова листает записи.
– Да, в отчете упоминается о двух исходящих звонках по номерам, совпадающим с теми, что были на листке бумаги, лежавшем на столе. Сначала она позвонила в пожарное депо Сноу-Крик. Потом своему психотерапевту, доктору Софии Маклин в Западном Ванкувере. – Следует короткая пауза. – Вашей сестре.
У меня пересыхает во рту.
– Она позвонила в пожарное депо? – Я смотрю на Джеба. – Есть сведения, с кем она разговаривала? Как долго?
Снова шелест бумаг.
– Нет данных о том, с кем из пожарных она разговаривала. Только набранный номер.
– Можешь передать его мне?
– Ты имеешь в виду номер пожарного депо?
– Да.
Он диктует номер, включая дополнительный внутренний код из четырех цифр. Мое сердце готово выскочить из груди.
