— Ох, Шами, у тебя совсем уже крыша едет, от всех этих мыслей о богах и создании новой религии.
— Нет-нет, я не создаю никаких новых религий, — поспешил замотать головой Шами. — Как можно создать религию? Она или есть, или ее нет.
— Но ты именно этим занимаешься, я же вижу, как ты каждый вечер пишешь свой философский труд, ты придумываешь, как это все должно работать, если тот, кого все считали богом, просто напыщенный болван, уничтоживший мир, потому что играл, а теперь не знает, куда приткнуться, чтобы хоть какую-то пользу начать приносить.
— Я просто размышляю, вывожу философские теории, — не согласился опять Шами.
— Ну да. Наверное, этим же и занимались те недоумки, что придумали всю эту чушь про Бога-из-машины, который уничтожил человечество, чтобы начать все сначала.
— Они ошиблись.
— Рада, что ты это, наконец, понял.
— Но Бог действительно есть, и он уничтожил цивилизацию, чтобы начать все сначала, в другом мире.
— Под землей? — приподняла бровь Мирика.
— Мне кажется, замысел был не в этом. Но… человечество ошиблось снова и не построило новый мир. Все рухнуло. Поэтому мы все еще под землей. Были бы достойны, нам бы открыли путь назад.
— По-моему, скорее путь назад откроет Лайам, чем какой-нибудь бог. Что-то творится и нас закрутило в тот же водоворот. Он всю жизнь нес всякую чепуху о великих деяниях и целях, и вдруг бац, мы всё это воплощаем в жизнь. Как так получилось? Сказали бы мне месяц назад, что мы найдем город древних глубоко под нижними ходами, что выберемся за Барьер, что будем строить какие-то церкви в каком-то городке посреди степи и помогать этим людям налаживать жизнь, я бы ни за что не поверила!
— Возможно, это наша судьба, и мы тоже стали орудием Бога.
Девушка взглянула на него с каким-то странным выражением.
— Я не люблю, когда ты так вот разговариваешь, как ушибленный святоша. Ты же не такой! Ты умеешь думать, Шами! Ты понял, что во всей этой нашей религии изъян и даже собираешься его исправить!
— Я ничего не знаю, и как я могу что-то исправить?
— Ой, да хватит! Почему ты вечно в себя не веришь? Ты очень умный, очень хороший! Я за это тебя и любила!
— Любила? — моргнул Шами.
— И сейчас люблю, — положила ему руку на плечо Мирика, и поглядела в глаза. — Но мне не нравится, каким ты становишься. Оставь Богу-из-машины, все это. Ох… не знаю даже как сказать, Лайам прав, я такая глупышка!.. Ты превращаешься в бездумного жреца, который только занят мыслями о высшем, и не видит людей вокруг!
Шами удивленно смотрел на нее, моргая.
— Я не забуду о людях вокруг и никогда не забуду о тебе, — пообещал он.
— Вот и не забывай. Не будь, как эти священный мудрецы, что придумали неправильного бога. Они слишком много думали о боге, и слишком мало о себе. А другие бездумно доверились их выдумкам.
— Но кто я, чтобы опровергать святые тексты?
— Ты Шами, и Салех явился тебе, чтобы рассказать, как все было на самом деле.
****
Впервые черные роботы напали следующим же вечером. Они явились из ниоткуда, как будто из темного прошлого. Убило их тоже прошлое.
Лайам и Ковард шли меж домов к стене для распределения дозорных постов. Царила темень, многие фермеры уже легли спать, а никакого уличного освещения в Рамеле до сих пор не придумали. Возможно, этим людям оно было особо и не нужно. Зачем доброму человеку слоняться по поселению, когда облака уже погасли?
Рамель небольшой городок, всего около двух десятков обитаемых домов, остальные — разрушенные остатки и пустые каменные фундаменты. Но заблудиться в такой тьме было проще простого, тем более кадолийцы еще не настолько ориентировались.
Лайам уверенно шел вперед, его глаза хорошо видели в темноте, потому что он родился в нижних ходах, где мало света. Ходам же он был обязан осторожностью и обостренным чутьем на опасности.
Он замер, оглянулся и поглядел вверх.
— В чем дело, Лайам, надеешься увидеть звезды? Это небо такое же искусственное, как в Кадолии, хоть и выглядит бездонным, — проговорил Ковард.
Лайам поднял руку, приказывая умолкнуть.
Электронные облака над головой были на тон светлее черных силуэтов домов. Они никогда не бывают полностью выключенными.
На фоне облаков выделялась фигура, сидящая на крыше.
Лайам замер, не понимая, что он такое видит и почему это здесь.
Оно топорщилось прямоугольниками и не походило на животное или человека.
— Что там? Ты что-то увидел? — спросил Ковард, он щурился в темноту, стараясь разглядеть.
— На крыше того дома сидит робот и наблюдает за нами.
— Робот? Откуда здесь роботы?
— Хотелось бы это знать.
Это что-то на крыше было кубическим, впитывающим окружающую тьму и в то же время будто из черного зеркала. Оно зашевелилось, выпрямляясь, поднимая голову, раздвигаясь на два прямоугольника.
Лайам заметил, как из-за угла дома выступает еще один. Ростом под два метра, он двинулся на них. Как будто два сочлененных прямоугольника бесшумно переступают по траве, посверкивая зеркалом, отражая невидимый свет.
— Твари из мертвого прошлого, — прошептал Ковард.
Лайам резко выхватил револьвер, не очень думая, зачем это делает. Просто инстинктивная реакция на приближающуюся опасность. Он сделал два выстрела, но огромные пули, способные разнести грудную клетку среднему роботу-шатуну из пещер, лишь сверкнули искрами и отскочили от черного зеркала.
Тот, что сидел на крыше, видимо, спрыгнул, потому что в один момент оказался в трех шагах от Лайама. Возвышаясь, переливаясь в темноте.
Таких технологий ни у кого под землей не могло быть. Ковард прав, они из мертвого прошлого.
На квадратной голове зажегся желтый глаз.
Лайам так и застыл с револьвером в руке, смотря на него вполоборота, и думая. Вот и все. Сейчас эта штука проделает дыру лазером в моей голове и ничего больше не будет.
Но желтый глаз погас. А потом за спиной черного робота как будто из ниоткуда возник мужчина с ярко светящимися голубыми глазами.
— Салли, — выдохнул Лайам.
Мужчина, как будто он на прогулке, панибратски положил руку на граненый бок робота, проронив:
— Простите, сэр, этого парня нельзя убивать, он избранный для этого мира.
Внутри робота раздался хлопок, он дернулся, блики на черном зеркале мгновенно погасли, и его граненая туша просто рухнула, как шкаф.
В грудь Салли тут же ударил красный луч — тот второй, что вышел из-за угла, продолжающий шагать сюда, выстрелил в него.