— И я тебя люблю, моя прелесть. Может, вместо разговоров, подаришь мне еще один поцелуй?
— Так и быть, ты чертовски убедителен, Лайам Ли Кадами.
Она наклонилась и поцеловала его.
Что-то булькнуло.
— Тьфу ты, — пробормотал Лайам.
— Что?!
— Нет, это я не про твой поцелуй, малышка. Но, по-моему, я уронил наше мыло.
— Да и ну его. Зачем нам мыло? Нам и без него хорошо.
— Не знаю, зачем ты пошла сюда со мной, но я собирался помыться и тебя помыть лишний раз, а то ты же знаешь, как с тобой сложно. Лично не проследишь, ты ничего не станешь делать!
— Вранье! Просто я люблю, когда меня моет такой мальчик, как ты.
— Я не мальчик, мне тысяча лет, а может и все десять тысяч, и я вершу судьбы миров.
— Но ты не смог удержать чертово мыло! Эй, куда ты?
Лайм спрыгнул в воду, и стал рассматривать дно.
— Я должен его достать, малышка. Это единственный кусочек цивилизации, что напоминает мне о доме в этих непрезентабельных местах.
— Я выросла в этих пещерах, засранец! Не говори так о моем доме!
— Что ж, могу понять. Бродя по нижним ходам в пять лет, я тоже не знал, как могут жить люди.
Он заметил мыло, его уже снесло течением к самой перегородке из деревянных прутьев, которая защищала от крокодилов и крупных рыб, которыми они питались. Тут он заметил, дальше, по центру озера на самой глубине, вроде как выступающие черные прямоугольники. Там было что-то на дне, что-то рукотворное.
Лайам поднял мыло и вернулся к Селин.
— Ну, спину ты помыл аж два раза. Надо теперь и с другой стороны, ты не находишь? — сказала девушка с озорной улыбкой.
— Подожди, справься пока с этим сама, я в тебя верю.
— Дохлый землекоп, что?! Ты что совсем оборзел, так мне отвечать?! Ты только что сказал дочери Барнса, чтобы она сама мыла себе грудь?!
— Ну вот видишь, что-то от принцессы в тебе уже есть, моя хорошая.
— Да здесь половина парней бы жизнь отдала, если бы я позволила им подобное проделать! А ты просто отмахнулся, как будто я предлагаю тебе протухший гриб?!
— Извини, если это прозвучало как-то грубо, просто я там кое-что увидел, надо посмотреть.
С этими словами он пошел по краю берега, подходя туда, где забор от крокодилов заканчивался, и вглядываясь в воду.
— Что ты там увидел? Очередную невиданную рыбёшку, которую надо обязательно вытащить и посмотреть? Я не понимаю, ты исследователь, король разбойников, или чертов травник и разводчик диковинных животных?
— Я исследователь в первую очередь. А исследователь все изучает. Скажи-ка, вы осматривали, что там, на дне этого озера? Там, по-моему, какие-то железяки.
— Да тут повсюду какие-то железяки! Во всем нашем мире везде какие-то железяки от прежней цивилизации, Лайам. Мы живем на руинах других времен!
— Так осматривали или нет, Селин? — нетерпеливо перебил Лайам.
Девушка схватилась было за нож, но остановилась, резко выдохнула и улыбнулась:
— А ты знаешь, мне нравится, что ты такой дерзкий. Другие меня бояться.
— Единственный парень, который тебя не испугался, это невысокий тщедушный юноша? Я тебе очень сочувствую.
— Но шутишь ты как-то чересчур сложно, Лайам.
— Если ты хоть часть понимаешь, это уже хороший знак. Но просто из любопытства — тебя боялся даже тот здоровый черный парень, использующий цепи в качестве украшения? Ты рассказывала, у вас были какие-то отношения?
— Отношения? Я с ним просто развлекалась в постели, и ты знаешь, он в этом смысле куда лучше тебя. Не делай такое лицо, у тебя тоже есть некоторые плюсы.
— Некоторые плюсы, это звучит достаточно обнадеживающе, Селин…
— Бумер никого и ничего не боится, он однажды задушил крокодила голыми руками, но со мной наедине терял весь норов и побаивался.
— Мне кажется, это от того, что ты при каждом слове хватаешься за нож и делаешь вид, что собираешься его куда-нибудь воткнуть. Я слишком долго общался с девушкой, которая если выхватит нож, то загонит его тебе сразу в глотку. Вот в этом и разница, Селин. Ты слишком часто его выхватываешь, не пуская в ход. Мой тебе совет, уж если достала нож, то убей, а если не собираешься, то и нечего паясничать.
Глаза девушки холодно по нему пробежались, и она опустила нож.
— Так что за структуры на дне? — напомнил Лайам. — Вы пробовали нырять и рассмотреть?
— Нырять? Ты сдурел что ли? Тут повсюду крокодилы! Мы только плаваем иногда на лодке, но нырять на дно, ни одному идиоту в голову не приходило.
— Что ж, видимо, опять я буду первым идиотом, кто это сделает. Что ж, я привык, этот подземный мир целиком ущербен, здесь не хватает идейных любознательных людей.
И он пошел в воду.
— Сермячный червь, ты что делаешь! — вскричала Селин. — Там же крокодилы, ты спятил, что ли?
— Квадратный бог, Селин, это всего лишь крокодилы, к чему истерики?
С краю озера в воду нырнуло продолговатое темно-зеленое тело, спавшее там, на бережке, и поплыло к нему.
— Всего лишь крокодилы?! Лайам! Ты умом тронулся?! Что ты делаешь? Вернись!
— Уймись, Селин, они ничего мне не сделают. У меня есть особый подход к опасным хищным животным.
— Ты свихнулся, глиняный болван! Вернись сейчас же! Лайам! Я люблю тебя, не делай этого, вернись!
Тут Лайам даже обернулся, удивленно на нее уставившись:
— То есть, чтобы добиться у тебя признания в любви, мне надо было залезть в воду к крокодилам? Ну, ты удивительная девчонка! Я надеюсь с другой принцессой будет проще.
— Вернись! Я люблю тебя!
— Селин, правда, успокойся, и хватит создавать неловкость для нас обоих. Я вовсе не рассчитывал слушать признания в любви, хотя они мне в определенной степени импонируют, я полез в воду не за этим.
— Лайам, он уже рядом! — завизжала Селин.
Лайам, забредший в воду по пояс, тоже видел ящера, медленно плывущего к нему, ведомого древними инстинктами, скрываясь под водой, выставив только маленькие выпуклые глазки. Эволюция уже должна была отучить их от такой манеры охотиться, ведь уже много сотен лет их добыча это крупные озерные рыбины, довольно тупые, и их можно хватать, просто разинув пасть, но хищники Тейи, не хотели забывать того, как их учила охотиться природа. Рептилия плыла к нему лениво, ее вело скорее любопытство, чем желание отобедать, ведь здесь полно рыбы, зачем ей какое-то странное двуногое животное? Здешние крокодилы были сытыми и ленивыми тварями, но схватить зубами зазевавшегося олуха и стащить с берега или лодки, они себе в удовольствии никогда не отказывали. Вот и сейчас любопытство побудит их попробовать человека на вкус.
