— Ничего себе, Нурлан, даже мне он не рассказывал эти подробности, видимо, ты ему очень нравишься, — хмыкнула Калисса.
— Но чтобы она правила какими-то городами? — продолжил Лайам. — Или была богиней? Я в это не верю и верить не хочу. Она просто принцесса, дочка какого-то короля или императора. А чем обычно заняты принцессы? Пьют чай, слоняются с фрейлинами по садам, и, может быть, читают какие-то книжки. Насчет последнего я очень надеюсь, а то долго она не протянет моей женой, это я вам обещаю.
— Если просто снилась, и если это просто твое воображение… — протянул Нурлан.
— Сон, это не воображение! — отрезал Лайам.
— Не сомневайся в принцессе Лайама, он этого не любит, — предупредила Калисса с ухмылкой. — Правда, искать ее до сих пор не бросился.
— Что ж, я связался с интересным человеком. И услышанное сегодня меня по-настоящему шокировало. Мне надо обо всем подумать.
Нурлан поклонился, и удалился в соседнюю комнату.
— Наверное, к утру он сбежит, и мы больше никогда его не увидим, — сказала Клиасса.
— И ты не будешь жалеть об этом?
— Нет!
— В тебе говорит просто ревность и попранное достоинство. Ты ревнуешь к тому, что я нанял еще одного охранника, кроме тебя, и тебе кажется, что это как замена тебе. Но это не замена, а дополнение. Ты хорошо убиваешь, а он тот, кто умеет не убивать. Это сложнее, девочка моя. И тебе этому тоже бы стоит поучиться. Я хотел, чтобы он учил тебя.
— Учил? Мне не нужен учитель! Тем более, такой наглый старый фокусник. Ты видел, как он пялиться на меня?
— Ну ты же всегда любила парней, которые говорят прямо и не играют в долгие отношения. По-моему бронзовый боец тебе подходит.
— Нет, а ты что, мечтаешь меня под него подложить?!
— Я хочу, чтобы ты, наконец, была с кем-то счастлива. И чтобы с тобой был рядом кто-то сильный, кто сгладит твои безумные порывы.
— То есть ты присмотрел на рынке мне мужика? Я могу ударить тебя Лайам, мне очень этого хочется!
— Я увидел хорошего бойца, увидел, чем он может быть полезен мне, чем может быть полезен тебе, и мне показалось, что звезды сошлись. Вот и все. Не нравиться мужик, не отвечай на его знаки внимания, он сам от тебя отстанет, или я дам ему понять, что хватит тебя донимать.
— Я сама могу дать это понять кому угодно. А с этим… Он первый, кто смог меня победить…
— В Меллотраксе тебя обезвредил Форк, когда ты кинулась на Мирику с ножом.
— Это было до того, как я переродилась и научилась стольким вещам. А Нурлан… Шест дает преимущество, когда противник с ножом. Но я обычно быстрее любого мужчины. А он… он быстрее меня.
— Я давно понял, чтобы влюбиться, тебе надо восхищаться. Он вполне достоин твоего восхищения. Боец, который лучше тебя, и как человек мудрее.
— Пошел ты Лайам, думаешь, нашел мне мужа? Этот говнюк убийца, которого послали убить тебя!
— Ну, девочка моя, давай, если он меня не убьет, ты дашь ему шанс. Мне нравиться этот человек и его философия жизни.
— Мы зря играем с ним!
— Калисса, ты забыла, кто я? Я ведь мастер в том, чтобы перекупить тех, кто пришел меня убивать, или перевербовать на свою сторону подосланного шпиона. Кем бы ни был этот Нурлан на самом деле, он скоро будет мой. Мне нужны такие люди.
На утро Нурлан не исчез, правда о планете его не подкосила. Еще пару дней они пробыли в Ланиране, Лайам собирал документы, искал источники. Шами вел беседы с королем, Ковард уже начал руководить постройкой ирригационных систем.
А Калисса стала брать уроки у Нурлана. Было очевидно, что этот воитель без возраста ей по-своему интересен, но она не доверяет ему.
Что ж, Лайам тоже не мог решить, надо ли доверять такому человеку. Но зачем он тогда взял его охранником? Лайам сам не мог понять, но чувствовал, что это интересный человек, у него масса навыков и знаний, расточительно оставлять таких людей прозябать уличным акробатом.
Боец немного растерял прежнюю невозмутимость, он уже не походил на молчаливого спутника. Он всем интересовался, он со всеми заговаривал.
В гостиной апартаментов Лайам застал его с Шами и Мирикой. Брат рассказывал ему о своем боге. Но, конечно, не о компьютерном — Салли Шами разумно не упоминал. Нурлану было интересно, он слушал внимательно и даже поддерживал некий философский спор.
Он еще и бродячий философ? Ну замечательно.
Потом Лайам спросил у Шами, что он думает об этом типе с бородкой и замашками тайного агента.
— Он хороший человек, — просто ответил Шами.
— Ты бы ему доверял?
— А ты нет, но доверяешь охранять свою жизнь?
— Это сложно объяснить.
— Я не вижу в нем зла, и вижу сомнение. Не знаю, чем оно вызвано. Кажется, он сам не понимает, зачем он здесь, — сказал Шами.
Когда Лайам сидел в кабинете выделенных ему апартаментов, разбираясь с древними свитками, Нурлан едва слышно вошел. Впрочем, Лайам знал, что боец может двигаться вообще не слышно, легкий шорох поступи шагов с его стороны такая же дань вежливости, как стук в дверь, а она была открыта.
— Ответь мне, Лайам Ли Кадами, куда летит этот корабль-ковчег, разве не на планету, на которой мы могли бы поселится?
— Нет, через двести лет нас выкинет из этой солнечной системы, мы продолжим лететь, но уже в никуда.
— А что ты хочешь сделать?
— Повернуть его. Планета, к которой мы летели, здесь рядом. До нее можно долететь за пять лет, если повернуть сейчас. А если нет, то фьюють! Наш полет в неизвестность продолжиться вечность. А это корыто совсем невечное. В нем все ломается.
— А если способа повернуть нет?
— Я найду.
Воин немного помолчал, о чем-то размышляя, а потом спросил:
— Что ты скажешь, если у этого мира есть те, кто за ним присматривает. Могут ли они ошибаться?
— Могут.
— Но если ты ошибаешься тоже?
— Мы это можем узнать, если дать мне шанс.
Нурлан молчал, и в его черных глазах клубилась какая-то грусть.
— Иногда я думаю, зачем мы встретились? Последние десять лет я был в смятении, мне не нравилось то, что мне приходится делать. Человеческая жизнь священна, а мне приходилось убивать своими руками или делать так, что убивали другие. И я был не на своем месте. Я искал смысл. Что скажешь, теперь я нашел свое место? Рядом с тобой?
— Ты сам решишь, рядом со мной ли твое место.
— Я захотел тебе помочь, Лайам Ли Кадами. Но ты должен понять, у меня есть тайны, которые мне не принадлежат, я давал клятвы, которые не могу нарушить.
— Я и не заставляю.
