— Боюсь, Шами, твой бог потерял силу и очень переживает из-за этого.
— Превратите меня обратно в кубик! Я не хочу быть здесь, здесь пусто!
— Успокойся Салли, все наладится, — сказал Шами, наклоняясь и хлопая его по спине.
Подбежала Калисса, она была с ног до головы измазана в чем-то, и запашок был характерный.
— Лайам, ты жив?
— Это все, что тебя волнует, Калисса? Что с тобой случилось?
— Я ехала с ослами, они все обделались от испуга, дерьмо летало по вагону.
— Ты прибежала защищать меня в таком виде? Убери нож, дурочка. Как ты мне надоела.
— Прости уже ее, Лайам, хватит. Что ты над ней издеваешься? — начала опять Мирика.
— Она сама может это прекратить, но она не хочет. Правда, Калисса?
Девушка мрачно молчала.
— По-моему, я говорил тебе не появляться в поле моего зрения, пока из тебя не выветрится эта дурь про священное служение моей особе. А сейчас тебе бы выветрить кое-что еще, проваливай и приведи себя в порядок, здесь не от кого меня защищать.
— За холмом прячутся какие-то люди, — холодно сказала она.
Лайам, чертыхнувшись, быстро взглянул туда, хватаясь за револьвер под курткой. Как он мог быть так беспечен, что не заметил? Там выглядывали чьи-то головы.
— Эй, ну-ка вылезайте, вы кто?! — зычно крикнул Ковард.
Да уж, он обычно производил более внушительное впечатление, чем Лайам.
Люди, прятавшиеся за песчаными кучами, начали выбираться. Какие-то пришибленные, в ободранной одежде, с замотанными в черные тряпки лицами, похоже, у них не было никакого оружия, и вели они себя испуганно.
— Итак, эти земли не пустые, как заверял нас мэр, — проговорил Лайам. — Тише, Ковард, не кричи на них, контакты двух цивилизаций проходят не так, — успокоил он друга, тем не менее, не убирая руки из-за пазухи. — Эй, мир вам люди. Вы кто? Вы понимаете наш язык? Мы пришли из-за вон той стены, за ней тоже есть пещеры.
На этих словах люди испуганно подались назад, и вроде собирались дать деру.
— Стойте-стойте, мы никого не тронем, расскажите нам про себя и жизнь здесь! Вы понимаете, что я говорю?
Дикари запереглядывались, потом один, выглядящей более статно, чем остальные, выпрямился и подошел:
— Мы понимаем тебя, хотя ты говоришь медленно и растягиваешь слова. Но мы говорим на одном языке, — протараторил он быстро и неразборчиво, с причудливым акцентом.
— Язык древних сохранился здесь, люди все еще на нем разговаривают! — воскликнул Лайам.
— Меня зовут Арман, я вождь Народа Пределов Песчаного Города.
Лайам хотел поздороваться, и сказать какие-нибудь соответствующие случаю пышные слова, но какой-то мужчина позади вождя взволнованно выкрикнул:
— Зачем ты пришел, разрушитель мира?! Мы не хотим погибать!
— Простите? — выгнул бровь Лайам.
Калисса же опять выхватила нож.
— Помолчи, Варгул, не гневи песчаных людей! — поморщился вождь Арман.
— Меня зовут Лайам Ли Кадами, а единственный разрушитель миров, которого я знавал, сейчас не в ударе, — сказал Лайам, позволив себе краткий взгляд на Салли, поднимающегося с песка при помощи Шами, и все еще хныкающего.
Арман произнес:
— Я вождь — человек крепкий и умный, я не очень религиозен и не верю в пророчества. Я вижу, что ты такой же человек, как и я. И мне неудобно говорить тебе это, но у нас есть пророчества, одно касается зажегшихся огней вон на той башне, и оно сбылось перед твоим появлением, а другое, что из Стены явится тот, кто разрушит мир и соберет его заново.
— Как приятно, меня здесь уже знают и ждут, — лучезарно улыбнулся Лайам.
Глава 16
Была еще самая середина дня по времени Кадолии, но где-то далеко на северо-западе гигантской гиперполости наступал вечер. Облака там начали гаснуть, окрашиваться в розовые и оранжевые цвета, небо темнеть, становясь насыщенного цвета спелых слив. Но только не здесь. Над Мастиртеком пылающее золотом небо продолжало жарить и парить.
Народ Предела рассказал, что они тоже скоро погаснут, но ночи здесь короткие и очень черные. Это было так непривычно для Кадолийцев — гиперполость, небо в которой зажигается и гаснет неодинаково, в разных ее частях.
Здесь облака сломаны, но, кажется, там, далеко, они работают лучше. Вождь Арман рассказал, что вне пустыни есть другие люди и города. По его словам, народы тех земель часто воюют, у них есть какие-то «громобойные ружья» и «дышащие паром повозки», дома из камня в несколько этажей и города с высокими стенами.
Это обнадеживало, кажется, мэр ошибался, что за Барьером хаос и варварство. Но пустынники упоминали каких-то разбойников и бандитов, которых очень боялись. Якобы их нет только в пустыне, которую те считают негостеприимным краем и не суются сюда, но в тех краях они повсюду.
Жара и так была страшная по меркам кадолийцев, но приходилось сидеть у большого костра в центре деревни пустынников, и угощаться некой разновидностью песчаных грызунов и странным пойлом, в подробности производства, которого Лайам предпочел не вдаваться. Полотняный навес накрывал их от золотого излучения, но сам воздух был сухим и горячим, проникающим под любые укрытия. Да еще тепло от огня, но пустынники не имели других способов готовить пищу, а праздничный обед требовал большого костра, у которого обязательно надлежало собраться в круг.
Их поселение притаилось с краю, засыпанного песками Мастиртека, среди бесформенных, засыпанных песком по самые крыши разрушенных домов. Они строили шалаши из стальных палок, арматуры и всякого мусора, что находили в округе.
Эти одичавшие люди не знали, как назывался утопший в песках город, в тени которого они нашли пристанище, они не знали ничего ни о каких древних, ни о каких катастрофах прошлого, ни даже того, что живут под землей. Если бы не рассказы о других людях и поселениях, Лайам бы уже начал опасаться, что худшие предсказания толстяка Максимилиана сбылись, и подземный мир погряз в варварстве, а люди забыли, кто они и откуда, что некогда была зеленая планета, по поверхности которой они ходили.
Народ Предела так же не слышал никогда о группе переселенцев, которые проходили этими краями и ушли через Стену, которую они считали краем мира, на ту сторону. Лайам определил по некоторым озвученным фактам, что сами пустынники сюда пришли не более чем два-три поколения назад, убегая от всевозможных бандитов, которые хозяйничают, кажется, повсюду. Но в обезвоженных песках под палящим светом мало кто хочет жить, поэтому они нашли здесь уголок спокойствия.
Когда безжалостные золотые облака вдруг начали резко терять в яркости, свет становился все краснее и тусклее, Народ Предела, устав от разговоров с пришельцами и обильной еды — кадолийцам тоже нашлось, чем их угостить — начал расходиться по своим мусорным шалашам.
