– Я в этом абсолютно уверена.
– В этом, Роуз, у нас нет никаких сомнений, – сказал Энди.
Может быть, Энди именно это и хотел сказать, но кто-то засмеялся слишком громко. Я резко обернулась, чтобы посмотреть кто. Что имел в виду Энди и что в этом смешного? Все лица моментально вытянулись.
– Ты проделала колоссальную работу, Роуз, – вмешалась Кейтлин. – Мы все гордимся твоими достижениями. – Она говорила о моей работе в прошедшем времени. Все закивали и забормотали в знак согласия, чтобы снять напряжение. Я чувствовала, что равновесие сил в группе изменилось, как будто грунт у нас под ногами качнулся по направлению к Кейтлин. Инстинкт заставляет людей принимать сторону сильнейших.
Власть сместилась. Перемена во мне теперь казалась необратимой. Я превратилась во вместилище для ребенка.
21
Дочь и Струк прибыли в лагерь Большухи, и признаки того, что старшая сестра побывала здесь, были безошибочными. Большой очаг посередине; рядом лежат кожаный мешок и каменный зуб – может быть, тот, кто их сделал, забыл или оставил их, уйдя на охоту. Хижина, по форме напоминающая зубра, притаилась на невысоком обрыве.
– Ароо, – позвала Дочь, подняв ладонь.
Они подошли к очагу, слыша только звук собственных мягких шагов по грунту, и Струк поскакал вперед, широко открыв глаза в ожидании. Хотя лето выдалось достаточно удачным, они оба жаждали компании других. Дикий Кот обнюхал лагерь и убежал в кусты.
– Ароо!
Ответа не было.
Дочь закрыла глаза, прикрыла ладонью ухо и приподняла верхнюю губу. Она встала неподвижно и позволила потокам воздуха течь мимо. Она пустила свой разум скользить по земле и чувствовала вибрации от корней деревьев. Если бы рядом была семья, она бы почуяла их. Пустота, окутывавшая ее тело, расступится, и впервые с прошлой весны ее согреют лучи тепла.
Она ничего не чуяла.
Дочь решила сделать вторую попытку. Она попыталась устранить новые запахи и сосредоточиться на том, что здесь было раньше. Возможно, из-за того что Дочь так долго отсутствовала, ее нос больше не улавливал запаха семьи. Поискав и порыскав вокруг, Струк и Дочь поняли, что в лагере никого нет. Семья, которая там жила, давно исчезла. Исчезла на время, Дочь была в этом уверена. Она не знала этой земли. Кто знает, как здесь себя вели. Может быть, семья ждет первых зубров у переправы. А может быть, на охоте они убили крупного зверя, такого крупного, что тащить мясо в лагерь не имело смысла. Должно быть, добыли двух или трех зверей, разбили лагерь рядом с тушами и устроили пир. Воспоминание о крови, стекающей с ее подбородка, казалось совсем свежим. В воздухе витало тяжелое предчувствие зимы. Самое время наполнять животы и запасать мясо на время зимней спячки.
– Глаз-орел! – крикнул Струк.
Он ушел в дальний конец лагеря, чтобы осмотреть хижину. Она была прочно построена и надежно спрятана, но наполовину развалилась. Остался только каркас и ломкие ветки сверху. Самые толстые шкуры с мехом, которые защищали от непогоды, исчезли. Семья, должно быть, забрала их в другой лагерь. Они были тяжелыми, и их редко перемещали без повода. С толстыми шкурами всегда обращались как можно бережнее, так как для их обработки требовались время и усилия. Обычно ею занимались в разгар лета, когда солнце и жара облегчали скобление, замачивание и сушку. Обработать новую шкуру при низкой температуре было трудно. До зимних бурь не хватило бы времени.
Внимание Дочери привлекла ворона, взмахнувшая крыльями над головой. «Кар-кар-кар», – сказала птица, жиревшая на смерти и крови.
– Глаз-орел, – снова произнес Струк.
На этот раз в его голосе не было ни возбуждения, ни удивления. Он стоял позади хижины, за пределами естественных границ лагеря. Но не столько его голос, сколько ворона подсказала Дочери, что он нашел мертвое тело. На мгновение ее мысли обратились внутрь. Как же она не почуяла запаха тела на земле и того плоского, влажного воздуха, который всегда собирается над мертвыми? Подходя к Струку, она натолкнулась на небольшой бугор. Он сужался кверху и был покрыт свежей зеленью, гораздо более густой, чем росла вокруг. Навес пропускал немного света, но этого недостаточно для буйного роста травы. Значит, растения подпитывались снизу.
Струк выглядел расстроенным. Он нашел тело с помощью глаз, а не носа. Он отступил, приложив ладонь ко рту, не в силах ни понять увиденное, ни отвести взгляд. Первой мыслью девушки было то, что раньше она никогда не упустила бы такую очевидную вещь. Тело не было спрятано, оно лежало на виду. Его грызли и клевали падальщики, оно уже давно начало свой путь к другой стороне земли. Но оно не было похоронено или как-нибудь убрано с глаз. Либо оно умерло в одиночестве, либо его оставили на месте, потому что у остальных не было сил тащить его дальше. А может быть, они просто не хотели.
Дочь не сразу поняла, кому принадлежит тело, потому что первым делом увидела на ногах чехлы. Большая Мать рассказывала теневые истории о семьях, которые не ходили на место встречи, но Дочь никогда не видела никого из них. Может быть, это они приделывают к ногам такие странные штуки, каких нет у других зверей – ни у зубров, ни у медведей, ни у диких котов. Покрытия на ногах были сделаны из тонко обработанной шкуры, более легкой, чем зубриная, возможно, оленьей. Через края чехлов были протянуты тонкие сухожилия, плотно обернутые вокруг щиколотки и лодыжки. На подошвах была твердая смола, похожая на древесный сок, возможно, чтобы придавать ногам сил во время ходьбы. Они казались неудобными – слишком жаркие и плотные. Дочь предпочитала, чтобы ее тело было открыто ветру. Может быть, это тело умерло от перегрева или от того, что кожа не могла дышать?
Дочь перевернула остатки тела. Потребовалось мгновение, чтобы увидеть то, что она увидела. Насекомые мало что оставили. Полость для широкого носа и рыжий клок волос, который соскользнул с черепа, когда она его поворачивала. Жуки и мухи пожрали большую часть плоти, но вокруг челюсти осталось достаточно, чтобы увидеть пятна на уплощенной коже.
– Солнечный укус. – Она указала на пятна.
Судя по форме накидки из зубриной шкуры, это был кто-то из семьи. Медленно соображая, она заметила, что тело похоже на нее. Пару мгновений она не могла сообразить, где она. Может быть, она умерла и теперь лежит наполовину засыпанная землей и смотрит на себя? В этот миг все казалось возможным, но она опомнилась. Вот щель там, где два передних зуба не удержались прикрепленными к голове. Вот рога зубра на теле, а на Дочери рогов не было. Все было ясно. Дочь смотрела в лицо своей мертвой сестры.
Как будто получив удар в живот, Дочь упала на колени, и весь воздух вырвался из ее тела одним выдохом. Еще одна перемена – это уже слишком. Устоявшаяся жизнь девушки накренилась. Равновесие было потеряно. Теперь мало что удерживало ее ноги на земле, как дерево, которое становится беззащитным, когда от сильного порыва ветра падает соседнее. Ее чувства притупились. Она ничего не видела. Она утратила почву под ногами. Ее голова наполнилась шумом, и она зажала уши. Это были ее собственные крики, хотя она едва ли это сознавала.
