Взяв на подумать три секунды, я указал ей на стул у стола. Марина перешагнула через вазу, которая так и валялась на полу, и села, куда я указал. Сам я остался слушать ее стоя.
Марина сцепила пальцы в замок и положила руки на стол, уставилась на них, поджала губы и заговорила:
— Я каталась на другой стороне склона, когда сошла лавина. Ребята говорили, что там опасно, но вот как вышло. Мне правда хотелось умереть, но кто-то уберёг… Символично.
Я слышал в ее голосе эмоции, но одновременно понимал, что эта речь была заготовленной. Марина готовилась в отличие от меня. Сразу возникло ощущение, что мы играем в какую-то игру. Правда, мыслить рационально и читать варианты мне мешали собственные чувства. Я не мог исправиться с собой, поэтому заранее проигрывал
— Символично? Умереть? — вскрикнул я, искренне возмущаясь.
— Ты же помнишь нашу ссору накануне…
— Прекрасно помню. Все свои жестокие последние слова, которые я сказал жене перед ее смертью… Разумеется, я помнил их все эти годы. Ах, черт. Ты же не умерла. Как так вышло? Лавина с другой стороны? Охренеть!
— Не ори, Громов, — выплюнула Марина, вскакивая.
— Я умерла. Меня не было для тебя. Ты плевал на все, что было мне важно и дорого. Я не хотела жить, и судьба мне предоставила шанс умереть, не умирая. Это был знак.
— Ох, твои знаки! Я и забыл.
Она была помешана на всякой шамбале, карме и — да, знаках.
— Скажешь, ты не почувствовал облегчения? Я больше не стояла на твоем пути к власти.
Я покачал головой, не находя слов.
Марина опустилась обратно в кресло и закрыла лицо руками. Не знаю, плакала она или просто прятала от меня глаза, но через минуту в них не было слез.
— прости меня, — проговорила она, подняв голову и глядя на меня снизу-вверх. — Прости, я все знаю. Это было жестоко и… И очень жестоко. Я думала, что смогу начать без тебя новую жизнь. Без себя прежней. Мне хотелось катарсиса…
— И что же? — продолжал я быть отстраненным. — Катарсис тебя не захотел?
Марина мягко засмеялась.
— Как я скучала по тебе, милый, — проговорила она, склонив голову на бок и ослепляя меня своей лучистой улыбкой.
Я сжал кулаки изо всех сил, чтобы не кинуться к ней. Слишком долго я хотел увидеть ее. Слишком долго я хоронил свои чувства и лелеял вину. Любовь еще жила где-то в крошечном уголке сердца и сейчас расцветала.
— Узнаю твой сарказм и нападение в виде лучшей защиты.
— Я не нападаю на тебя, Марин.
— Я знаю. Ты, как обычно, пытаешься всех победить и самого себя в первую очередь.
Мне все сильнее не нравились ее слова. Потому что в них было много истины. Она на самом деле знала меня слишком хорошо.
Мне пришлось опять переводить разговор на нее. Ведь это она устраивает сейчас величайший скандал. Он зрел пять лет, а прорвался только сейчас.
— Где ты была все это время?
— Искала себя, Андрей. Сначала жила на Алтае. Потом перебралась в Тибет, оттуда в Индию. Пыталась понять, кто я, что хочу, чем живу и дышу, что мне дорого. Я запуталась и не могла отличить твои желания от моих. И я ни о чем не жалею. Нам нужны были эти пять лет. Ты исполнил свою мечту, а я наконец разобралась в себе.
— И что же ты выяснила?
— Ты нужен мне. Я хочу быть с тобой. Я люблю тебя. Я твоя.
Она снова встала из-за стола и опять оказалась слишком близко.
— Помнишь, какими мы были в Кембридже? Ты сделал мне предложение через три дня после знакомства.
Я опустил голову, невольно улыбаясь.
— Помню, — кивнул я, почти касаясь ее плеча лбом. — Я все помню, Марин.
— И я. Ты знал, что мы будем вместе всегда уже через три дня. А мне потребовались годы на это. Смерть и воскрешение.
Она сделала микрошажок вперед, прижимаясь ко мне.
— Я не буду извиняться за это, Анрюш, — прошептала Марина.
Ее ладони заскользили по моей рубашке, вверх по груди, к плечам, руки обвили шею. Я обнял ее и смотрел в лицо, завороженный воспоминаниями, чувствами и ее глазами, в которых отражалось мое молодое счастье. Первые победы и достижения, первая любовь и безграничное счастье повелителя мира.
— Мой путь был долгим, и я сделала много ошибок. Но я шла к тебе. И пришла.
Она встала на цыпочки и поцеловала меня. Я инстинктивно прижал ее к себе сильнее, чтобы впитать поцелуй, вспомнить, как она идеальна в моих объятиях. Как долго я желал такую женщину. Шикарную, умную, я яркую. Я хотел снова чувствовать ту страсть и желание обладать ею. Обладать всем миром.
Но губы не дарили мне тепла и страсти, как раньше. Я больше не чувствовал гармонию объятий и поцелуев. Я не хотел целовать Марину. Я не чувствовал то, что испытывал раньше. Моя жена воскресла, но любовь к ней, похоже, умерла с концами.
Я уже давно не отвечал, на поцелуй и уронил руки, прекратив обнимать, но Марина продолжала цепляться за мою шею и пыталась протолкнуть язык между моих губ. Я окончательно очнулся и настойчиво отодвинул Марину, расцепил ее руки и снова отступил на шаг назад.
Марина стояла, уронив руки вдоль тела и хлопала глазами. Как будто программа дала сбой, а нового алгоритма ей еще не написали. А я уже не обращал внимания. Мои мысли вернулись к Лизе. Вытерев губы пальцами, я отвернулся и провел рукой по лицу. Хотелось умыться, избавиться от этих неправильных ощущений.
В Кремле, в моих апартаментах была Марина. Она определенно воскресла. Но здесь и сейчас точно не было моей жены. Моя жена — Лиза Громова. Марина может сколько угодно вещать о долгой дороге через дюны к мечте, но меня это не трогает и не касается. Воскресни она хоть еще сто тысяч раз — между нами все кончено.
— Я рад, что ты достигла просветления, и луч бога снова указал на меня, — заговорил я, немного устаканив все в голове. — Но я уже давно ушел от того места, куда ты столько времени пыталась прийти, Марин. Я женат на другой женщине, и я президент России. Ты никогда не хотела себе ничего подобного.
— Твоя свадьба — это вынужденный ход Андрей, — заговорила совсем иначе Марина. — Все об этом знают. Я восхищаюсь твоим политическим браком, но он ведь будет теперь аннулирован. Не придется больше делать вид, что влюблен в эту девочку.
— Аннулирован? — переспросил я.
— Конечно, — счастливо рассмеявшись, подтвердила Марина. — Я изучала твою жизнь и наши законы. Ты ни в чем не виноват. Брак обязаны признать недействительным в таком случае. Я обязана была избавить тебя от этого бремени недоразумения.
И она опять потянула ко мне руки и попыталась обнять.
Я увернулся, словно мы играли в салки. Мне не нравились уверенные утверждения Марины и еще больше не нравилась собственная неосведомленность в этом вопросе. Словно чувствуя мой разброд и шатания, позвонила Карина. Я схватился за телефон, как за спасательный круг.
