Мы с Сергеем одновременно подпрыгнули. Но меня осадил мобильный с напоминанием. Карина тоже знала мое расписание.
— Андрей, у тебя селекторное совещание с Краснодарским краем. Мы с Сергеем встретим Арсика и поболтаем. Не переживай.
И они вытолкали меня в кабинет, где на линии уже ждал губернатор с юга.
Думаете, они поговорили с Арсением и сразу отчитались?
Как бы не так.
Обе мои правых руки пропали на три дня после этого звонка.
Я существовал на автопилоте с какой-то странной надеждой. Отбивался от Марины, которая звонила и рыдала мне в трубку каждый вечер. Потом начал названивать ее отец. Я чувствовал, что вся страна могла бы позвонить мне и уговорить принять пропавшую и вернувшуюся, раскаявшеюся жену. Но этот вариант, даже расчета ради, я не смог бы отыграть.
С Лиз было так просто изображать любовь и внезапные чувства.
Изображал ли я их вообще?
Возможно, в первый раз, во время конной прогулки. И то потом сам увлекся ее губами и утонул в бездонных глазах.
Я скучал по ней все сильнее. И все отчаяннее признавал паршивый факт — вернуть Лизу будет непросто. Скорее почти невозможно.
Мне придется рискнуть всем, чтобы сохранить себя.
Карина объявилась также неожиданно, как и пропала.
Она прервала встречу с министром здравоохранения, заявив:
— Здоровье нации сейчас зависит в первую очередь от здоровья ее президента. Простите, Юрий Геннадьевич, но это срочно.
Конечно, он не стал возражать. Наша встреча была скорее финально отчетной. Я и так все знал, а Ганнадич понимал, что скоро может быть и смена руководства. Показатели общественного мнения штормило. Я еще не был на дебатах, но мой рейтинг уже скакал, как горный баран по скалам. Прогнозировать даже Ванга бы не взялась. Спасибо Марине.
Я не успел даже руку протянуть министру, а Карина уже тащила меня за эту самую руку куда-то прочь от административной части резиденции. За нами следовали четверо из охраны. Мы спустились вниз, и я даже подумал, что сейчас Верден скажет, что нашла тоннель с монорельсом. Но нет. Карина привела меня в кабинет, который был очень похож на комнату для допроса где-нибудь на Лубянке. Конвойные остались снаружи, а мы вошли внутрь.
Посредине пустой комнаты был стол, около него стулья. Марина сидела на одном из них. На стене висела плазма. Возле нее стоял Казарин, залихватски крутя в пальцах пульт.
— Добрый день, — вспомнил я ритуалы вежливости. — Почему никто не сказал, что у нас тут вечеринка в стиле ЧК?
— Скорее в стиле НКВД, — хохотнула нервно Карина за моей спиной.
— А какая разница? — ехидно задал риторический вопрос Сергей.
Марина и так не была слишком румяной, но с ее лица сошла последняя краска.
— Это допрос? — спросила она с вызовом. — Я не получала повестку.
— Нас тоже не предупредили, что жена президента жива. Так что, Марина Дмитриевна, мы квиты. Вы расслабьтесь, мы просто поболтаем. Вы же любите давать интервью — вот.
Серега даже меня пугал своей ролью вежливого копа. Страшно представить, что будет, когда Карина примется исполнять невежливую партию. Я так залюбовался своими ребятами, что почти растерял собственный интерес, но его быстро вернули.
Казарин прошел к столу, вытащил стул и развернул его спинкой к экрану, сел верхом и щёлкнул пультом.
— Давайте начнем сказку про девочку Марину, которая каталась на Алтае и вдруг погибла, — начал он.
— Прекратите это! — потребовала Марина, вставая со стула и одергивая платье.
— Сядьте, — велела Карина таким тоном, что моя восставшая жена тут же повиновалась.
Признаться, у меня самого колени подогнулись, но я устоял, сложил руки на груди и наблюдал за спектаклем. Иначе назвать происходящее не получалось.
— Итак, мы видим Марину Громову сразу после Кембриджа. Она познакомилась в Аспене с Лорой Джонсон. — Сергей щелкнул пультом, и на экране возникло фото Марины и Лоры.
Я нахмурился. Мне никогда не нравилась Лора. Для этого не было причин. Разве что навязчивость и какая-то скрытая угроза. Тогда я списывал на то, что ее отец-сенатор был воинственно настроен к России.
— Что с того? — тут же вскинулась Марина.
Она нервничала, я видел это. Все видели.
С чего бы ей переживать?
— Андрей прекрасно знает о нашей с Лорой дружбе. Что вы пытаетесь ему рассказать?
— Мы сами не знали, Марина Дмитриевна, — объяснил Сергей, — иначе уже бы нашли вас живой. Скорее всего, хотя не факт…
— Сереж, к делу, — одернула его Карина.
— Да. Марина и Лора подруги. Андрей кстати редко тусуется с девочками в горах, но иногда мелькает на общих фото.
Я хрюкнул, потому что на экране появилась фотка со мной. Я почти спал, пока Марина и Лора хохотали.
— Это комиксы? Я до сих пор не улавливаю суть, — злилась Марина все сильнее.
— Суть в том, что вы с Лорой Джонсон находитесь в сговоре и, похоже, в любовной связи.
Я вздрогнул.
— Прости, Громов, но это правда.
Я уставился на Казарина, требуя доказательств.
— Вот фото с вечеринки на Алтае, которое выбросили в сеть друзья Марины по покатушкам, — продолжал комментировать слайды на экране Сергей.
— Узнаешь ее серьги, Андрей? — вступила Карина.
Сергей сделал изображение крупнее, и я узнал.
— Серьги моей матери. Я подарил их Марине на свадьбу. Она их никогда не снимала.
Марина застонала, словно ей стало больно. Она хватал ртом воздух, ничего не говоря.
Сергей щелкнул пультом и проговорил:
— Ага, не снимала до самой смерти. Смотри. Это фото Лоры Джонсон на вечеринке в честь чего-то там через три месяца после лавины. Сделаем крупнее. Узнаешь?
— Да, — хрипло ответил я.
На Лоре были те же самые серьги. Простые цветы из золота, весьма грубой работы. Моя мать была из бедной семьи. Наташа сохранила эти сережки и передала мне, а я подарил любимой женщине.
Я сжал зубы и кулаки. Глаза заволокло туманом.
— Андрей, это глупости. Совпадение. Ну есть у Лоры такие же серьги.
— Угу, советская ювелирка — мечта любой американки. Конечно, — закатила глаза Карина.
— Это все бред. Я бы никогда…
— А через две дня мы можем видеть Лору на ЛГБТ вечеринке в закрытом клубе Лос-Анджелеса. И она целует даму, очень похожую на покойную Марину Громову. Снимок, конечно, темный, но…
— Ложь, — прошипела Марина. — Все ложь. Это полная чушь, Андрей, не верь им.
