— Нет-нет-нет, Лиз, — шептал он еле слышно, но я слышала. — Не хочу ничего заканчивать. Ты нужна мне, принцесса.
— Чушь собачья!
— Лиза…
— Ты говорил, что наш брак аннулирован. Ты просил приватности, чтобы разобраться с Мариной, — не прекращала упрекать его я за всю боль, что он причинил.
— Я разобрался, малыш. Поверь, это все ужасная ошибка.
— Наш брак был ошибкой. Теперь ты свободен, Громов.
— Да, — наконец согласился он и немного отодвинул меня. Встряхнул.
Я встрепенулась и замерла снова, зачарованная его глазами, в которых отражалось мое любимое море. Суровое и холодное, но такое родное Северное море глаз Андрея Громова.
— Да, я свободен теперь, — повторил Андрей. — Поэтому я здесь. Я хочу быть с тобой, Лиза. Только с тобой я мог быть собой. Не президентом, мать ее, России, а собой. Понимаешь?
— Не очень, — честно ответила я. — Вообще не понимаю тебя, Андрей.
— Я люблю тебя, Лиза.
Такие желанные долгожданные слова словно отскочили от меня. Я замотала головой, отрицая.
— Нет, не любишь.
— Люблю, маленькая, — повторил он упрямо и стал покрывать поцелуями мое лицо.
Они не ранили, а исцеляли меня. Я больше не сопротивлялась, не пыталась вырваться, а безвольно висела на руках Андрея. Последняя капля недоверия заставила меня применить большие ружья.
— Я беременна, Андрей.
1- Бини — шапка без завязок, которая плотно сидит на голове и не сползает. В первой половине XX столетия этот головной убор носили рабочие заводов и промышленных предприятий, грузчики в Англии и учащиеся некоторых учебных заведений.
Глава 22. Громовы
Его губы исчезли, но руки все еще держали мое тело.
— Беременна? — выдохнул Громов эхом.
— Ты не хотел ребенка, — продолжала я бомбить новостями, от которых может поплохеть.
Андрей, прищурился и спросил:
— С чего ты взяла, что я не хотел?
— Сам говорил, что не желаешь иметь детей в браке со мной.
— Я не желал иметь детей в браке по расчету, который мы оба собирались расторгнуть через пять лет.
Он снова заговорил своим потрясающим глубоким властным голосом, но я еще держалась.
— Но я не имею ничего против детей от любимой женщины, — продолжил убивать меня Андрей горячими признаниями. — Если ты думала, что я умчусь в закат, как малодушный мудак, то спешу огорчить. Я не такой.
— Не знаю, рада я этому или не очень.
Пока я решала, он вернул себе вожжи и начал командовать.
— Почему ты беременная гуляешь в такой холод?
— Не холодно, — пискнула я, не сразу замечая, что он уводит меня с пляжа.
Ноги сами шли туда, куда направлял нас Андрей.
— У меня мозги превратились в мороженое, — сделала еще одно роковое признание Громов.
— Ты одет не по погоде.
— Не поспоришь.
— Я все еще не приглашала тебя в дом.
— Тогда мне придется совершить вторжение.
— Это можно квалифицировать как покушение на суверенитет.
— Как угодно. Звони в ООН хоть прям щас, — хохотнул он и таки вторгся в наш летний дом, сразу оценил: — Тут тепло.
Я сразу сняла куртку и прошла через гостиную на кухню, включила чайник. Андрей не раздеваясь последовал за мной. Он достал телефон из кармана пиджака, посмотрел на экран.
— Здесь почти не ловит сеть. Интернета тоже нет, — поспешила сообщить я.
— Какое прекрасное место. Значит меня не найдут.
Он сел за стол, явно ожидая, что я тоже присоединюсь. Но мне пока сложно было свыкнуться с его присутствием. Хотя диалог уже потихоньку клеился.
— Хочешь кофе?
— Только вместе с тобой.
— Меня от него тошнит последнее время. Я пью вересковый чай.
— Тогда чай, — поддержал Андрей.
Я залила цветы вереска горячей водой и поставила чайник на стол и присела
— Немного настоится, — объяснила я.
— Конечно.
Пришлось все-таки сесть, потому что дела кончились. Андрей тут же взял меня за руки. Его прохладные пальцы гладили мои ладони, а глаза продолжали топить лед, рушить стены между нами.
Я решила не молчать, не тешить обиды и гордыню, сразу сказала ему все, что причиняло боль.
— Я видела, как ты целовал Марину в резиденции.
— Поэтому ты уехала?
— Да.
— Тоннель и монорельс?
— Да.
— Я бы мог поймать тебя в аэропорту.
— Я использовала загран паспорт.
— Лиза… — засмеялся Андрей. — Ты действительно думаешь, что вернуть Лиз Торнтон сложнее, чем Лизу Громову?
— Я не думала об этом, если честно, — пожала я плечами. — Мне просто надо было домой.
— Поэтому я не стал тебя останавливать. Я сам оказались в полной жопе. Тебе точно не следовало в ней быть. Мне жаль, что ты видела меня с Мариной. Клянусь, после этого поцелуя больше ничего не было.
Я мрачно усмехнулась.
— Давай, скажи еще, что тебе не понравилось.
— Совершенно. Как будто целовал зомби.
Я засмеялась было, но… нет. Веселья не вышло, все равно всхлипнула, не в силах принять то, что видела за анекдот.
— Прости, принцесса. Я так сильно ошибся и растерялся… Нет, этому нет оправдания.
Как только он это сказал, я сама раскаялась.
— На самом деле, не представляю, что ты чувствовал. Ты ведь любил ее.
— Да, — кивнул Андрей. — Очень. Но я еще и чувствовал себя виноватым. Мы ведь поссорились с Мариной очень сильно, когда она уехала одна на Алтай. Она в сердцах сказала, что скорее сдохнет, чем поддержит меня на выборах. А я пожелал ей скорее сыграть в ящик.
— Андрей…
Теперь я гладила и сжимала его руки, стараясь поддержат. Он забрал их у меня, заправил мне за ухо прядь волос и схватил чайник, чтобы разлить отвар по чашкам.
— Ты казнил себя за ее смерть? — догадалась я.
— Каждый день.
Громов подвинул мне чай и взял себе. Он прислонил чашку к губам, обжёгся и отпрянул. Через небольшую паузу сказал:
— Наташа всегда говорила, что наши слова и даже мысли — это молитвы. Бог все слышит. Потрясающе, что мои желания сбылись так быстро.
— Но ведь она не умерла, — поспешила я напомнить.
— Вообще нет, — расхохотался Андрей. — А к тому же отказалась любовницей дочери Джонсона. Представляешь?
