Он усадил меня на стол. Я раздвинула ноги и не стесняясь застонала, чувствуя его язык и пальцы, которые отодвигали в сторону трусики. Задрав повыше подол платья, чтобы не мешал, я стонала в голос, насаждаясь оральными ласками мужа. Я кончила очень быстро. Как будто мы не провели в моей спальне не только брачную ночь, но и весь следующий день.
Андрей бережно уложил меня на кровать. Платье задралось почти до груди. Я расплакалась, чувствуя, как Андрей ласково целует мой живот.
— Не надо плакать, принцесса. Тише, тише, — уговаривал он, подвинувшись выше и теперь сцеловывал слезы со щек. — Я люблю тебя. Так люблю тебя, Лиза. Родная моя, хорошая.
Погрузив пальцы в его волосы, я притянула его к себе и нашла губами губы, шептала между поцелуями ответные признания.
Андрей медленно погружался в меня и также медленно раскачивался, даря тягучее, томное удовольствие с откликами первого оргазма.
— Сильнее, — попросила я. — Но также медленно.
Он сразу понял и исполнил мое желание. Усилил натиск, но не стал ускоряться. Я чувствовала глубокие проникновения и приближения нового пика удовольствия, который ускоряли слова Андрей.
— Все, что хочешь, красавица. Все будет, как ты хочешь.
Он кончил вместе со мной, издав рычащий стон, и упал рядом на постель. Мы даже не разделись, господи. Как животные.
Меня вдруг одолело хулиганское настроение.
— Я хочу, чтобы крестным был Клим.
Андрей вздохнул, но не стал спорить.
— Хорошо.
— А если я решу рожать в Кремле?
- Мне не жалко. Рожай, — разрешил Громов с широкого плеча и хмыкнул. — Приятно знать, что ты уверенна в моем доступе в Кремль на ближайшие девять месяцев.
— Абсолютно не сомневаюсь в этом.
Я видела, что Андрей не разделяет моей уверенности. Но время показало, что я права. Через два месяца мы оба в его штабе с волнением следили за подсчетом голосов. Первые результаты сразу дали надежду, но мы ждали хотя бы семидесяти процентов подсчетов. Когда они подкрепили лидерство Андрея, открыли шампанское. А он нашел меня глазами в толпе и пошел, словно на свет.
Андрей подхватил меня под коленями, поднял над полом и закружил. Я обняла его лицо ладонями и целовала любимые губы, вредно напоминая:
— Я же говорила. Я говорила!
Но и в тот день, такой счастливый и важный, мы не рассказали о ребенке. Только в день инаугурации я решилась присутствовать на празднике, не скрывая свой уже округлившийся живот. Сразу после церемонии мы с Андреем вышел на Соборную площадь, где толпился народ, желая приветствовать президента. Он держал мою руку, подошел к стойке микрофона и проговорил:
— Спасибо всем, кто сделал этот день реальностью. Обещаю продолжить работу и сделать нашу страну еще лучше.
Но по толпе уже гуляли слова:
— Беременна. Лиза наша беременна!
В меня тыкали пальцами, махали руками и всячески требовали официального заявления.
— Да, у нас будет ребенок, — не в тему ляпнул Андрей, заставляя меня смеяться.
А толпа уже скандировала:
— Горько, горько, горько.
Громов никогда не разочаровывал народ. Он положил руки мне на талию и ласково поцеловал. Махая и смеясь, мы поспешили к машине, чтобы отпраздновать новый срок и новый виток в истории России.
Андрей
Я метался в библиотеке Кремля из угла в угол, пока лорд Торнтон сидел в кресле и нюхал сигару. Еще мой тесть нагло ухмылялся иногда даже посмеивался, но я старался игнорировать его издевательства.
В очередной раз вцепившись в волосы, я попытался отодрать свой скальп и не сдержал восклицания:
— Я же шутил насчет родов в Кремле. Как так вышло, что моя жена рожает тут, а не в больнице?
— Ты сам все устроил в лучшем виде, — напомнил Бенингтон. — От вашего бывшего осталась куча медтехники. Врачи тоже дежурят. Здесь безопаснее, чем в любом роддоме.
— Даже в твоем? — попытался я острить.
— В моем примерно также, — спокойно откликнулся Бен.
Но я не мог уняться.
— Все равно мы могли поехать в больницу.
— Забудь о больнице, Громов. Она рожает. Это не пересадка сердца и даже не удаление аппендицита. Абсолютно естественный процесс, отточенный девочками за века.
— Почему меня не пустили, если это естественно и просто?
— Потому что сейчас ей нужны женщины рода. Они отдадут Лиз свою энергию и благословение.
Я замер, взглянув на Бена другими глазами.
— Что? — развел руками тесть. — Я всю жизнь строю роддома и слушаю от жены эти истории про естественные мягкие роды.
— И ты не переживаешь за дочь? Там твой внук на выходе.
— Лиззи умничка. Она все сделает отлично. Кэти ей поможет. Пойдем покурим.
Теперь настала моя очередь восклицать:
— Что? Покурим? Ты куришь?
— Немного. В особенные моменты.
Мы вышли на балкон. Среди туристов на площади я заметил постоянных фанатов, которые держали плакаты с пожеланиями Лизе легких родов. Они называли нас Лирей. Сегодня меня это не раздражало, а показалось милым. Пусть мне сил никто не желал, но я снова почувствовал поддержку. Такие вещи лечили меня лучше любых таблеток.
Я махнул, приветствуя и отвернулся к Бену.
Он расслабленно облокотился на перилла и пожег сигару. Я отказался.
— Зря. Хотя ладно. Не буду тебя портить. Ты у нас правильный.
— У нас?
— Ну… в компании. Мне тоже, наверно, не стоит. Кэт запилит потом. Но такая приятная ностальгия. Мы с Марком вот так курили, когда девочки рожали Лизу и Клима.
Я снова потерял нить его повествования. По моему лицу, наверно, было заметно. Бен стал рассказывать.
— Клим и Лиза родились в один день. В нашем госпитале.
— Да, точно, — вспомнил я.
— Марка выгнали из палаты, — продолжал Торнтон. — Меня тоже.
Он как будто гордился этим. Я даже хмыкнул и спросил:
— Вы плохо себя вели?
— Ага. Примерно, как ты сейчас. Задавали вопросы, действовали на нервы. Девочек это бесит. Мы пошли покурить, поболтали, потом разбежались, конечно.
— Вас амнистировали?
— Ага, — снова с улыбкой подтвердил Бен. — Марк прислал нам цветы и оставил номер телефона. Черт знает почему я просто взял и позвонил.
— Я думал, вы сотрудничали при строительстве госпиталей?
— Уже потом стали. Но я это к чему?
— К чему же? — переспросил я, немного успокоившись от историй Торнтона.
