«Что будет, если никто его не поддержит? – гадал он. – Что, если они все просто встанут и уйдут? А я просто останусь здесь?»
И тут услышал, как кто-то откашлялся, а затем, святые милосердные, раздался голос:
– Слава Королеве-Дракону! Моя Царица!
Князь Крыгин. Этот человек действительно всегда готов спасти ситуацию.
Еще чей-то голос крикнул:
– Королева-Дракон!
Николай не разобрал, кто это был… Раевский? Радимов? Он донесся с левой стороны зала. А затем он и вовсе потерял счет голосам, потому что они слились в дружный хор, следуя один за другим, когда мужчины и женщины из знатнейших семей Равки выкрикивали имя Зои.
Он понимал, что поддерживают ее не все. Были и гневные голоса, и те, кто уже выходил из зала, предвещая кучу проблем. Он также понимал, что не всем, кто сейчас преклонил колени, эта идея придется по вкусу и не вызовет сомнений. Многие из них начнут готовить переворот, не успев покинуть этот зал. Николай одним движением мог обречь на гибель и древнюю династию Ланцовых, и новорожденную – Назяленских. Но он сомневался, что до этого дойдет. Знатные рода Равки не желали жить под управлением фьерданской марионетки.
Он поднял голову и встретился с полным ярости взглядом Зои.
– Я прикончу тебя во сне, – процедила она.
Николай подмигнул.
– Давай. Скажи что-нибудь эпохальное.
46. Зоя
– Что скажешь ты, Зоя Назяленская? Генерал Второй армии?
Земенский посол обратился к ней с вопросом, а она понятия не имела, что на него ответить. В голове билась одна мысль: как только они с Николаем останутся вдвоем, она его придушит. Когда у него в голове созрел этот нелепый, совершенно безумный план?
Она вспомнила образ, переданный ей Юрисом в тот момент, когда она приняла чешуйки-усилители: корону. Тогда она решила, что это типично драконья гордыня, желание посадить на трон королеву-гриша, но теперь пришлось задуматься. Неужели Юрис предсказал этот момент так же, как увидел произошедшее в смотровой башне?
Он намекал на это снова и снова, но она каждый раз умудрялась понять его неправильно. Только не говори, что ты никогда не задумывалась о том, каково это – быть королевой.
Зоя задумывалась. Конечно, задумывалась. Когда глупые, мечтательные мысли мелькали в голове. Но теперь все было по-другому. «Я не могу этого сделать».
«Не можешь?» Она не была простушкой, вырванной из безвестности. Или принцессой, оказавшейся вдали от дома. Вся ее жизнь была отдана служению гришам, ее стране, ее королю. Разве это не то же самое?
Конечно, нет. Думать так было верхом наивности.
«Мы – дракон, и наше время пришло».
Зоя чувствовала, как взгляды всех присутствовавших в зале скрестились на ней. Слышала, как далеко внизу на центральной площади скандируют ее имя люди. Хорошо. Она не была королевой и уж точно не могла считаться святой, но по-прежнему оставалась генералом. Она может представить, что это просто очередная военная кампания. Если перед ней союзники, то пусть докажут это.
– Я – солдат, – заявила она. – И была солдатом с детства. Согласитесь ли вы, чтобы та, кто провел большую часть времени в траншеях на полях сражений, теперь надела корону? Согласитесь ли на королеву-солдата?
Вперед выступил Пенский, генерал Первой армии. Они были вынуждены работать вместе с тех пор, как Николай взошел на трон. Зоя знала, что никогда ему особо не нравилась, но надеялась, что он, по крайней мере, уважает ее.
Он одернул мундир, пригладил свои пышные белые усы.
– Хорошо, когда королева знает цену битвы. Я согласен на королеву-солдата.
Зоя лишь коротко, сдержанно кивнула в ответ, едва позволив себе выразить малую толику благодарности. Она вся уже покрылась холодным потом, но вынудила себя продолжить.
– Я – шквальная, гриш. – Она бросила пренебрежительный взгляд на Брума. – Некоторые наши враги станут называть меня ведьмой. И некоторые наши сограждане их поддержат. Нужна ли вам королева-гриш?
– Это правда, – заговорил старый князь из Гревьякина, которого они с Николаем навещали несколько месяцев назад. Тогда она весь вечер чувствовала себя ужасно, а теперь радовалась, что ей удалось не заснуть и не показать своих отвратительных манер. – Некоторые станут презирать вас. Другие назовут святой. А я хочу лишь возделывать свою землю и знать, что мои дети в безопасности. Я присягну королеве-гришу, если это принесет мир.
И снова она кивнула, словно ничего другого и не ожидала, словно ее сердце не пыталось вырваться из груди, как певчая птичка из клетки.
Зоя замолкла. Она понимала, на какой риск идет сейчас, но ей не нужна была корона, ради которой пришлось бы промолчать. Она знала, какой след слухи о его происхождении оставили в душе Николая, и не хотела повторения подобного во время своего царствования. А еще больше не хотела скрываться и прятаться. «Мы видим тебя, дочь».
Зоя сделала глубокий вдох.
– Моего отца звали Сухм Набри, и я его единственная дочь. Склонитесь ли вы перед королевой-сулийкой?
Над толпой поднялся смятенный, недоверчивый ропот, но Зоя не опустила головы. Она встречала их взгляды один за другим. Кто-то из них, вероятно, приказывал слугам гнать сулийцев со своей земли, а кто-то нанимал их развлечь гостей на празднике и больше ими не интересовался. Некоторые отдавали сулийцам поношенную одежду и крепче спали в эту ночь, гордясь собой за проявленную щедрость, а другие хвалили красоту сулийских женщин и детей, считая себя передовыми людьми без предрассудков. Но лишь некоторые из них знали, что в их семьях тоже есть сулийская кровь, и еще меньше людей готовы были признать, что сулийцы бродили по этим землям задолго до того, как они стали называться Равкой.
Вперед вышел князь Крыгин. Сегодня он выбрал вызывающе яркий кобальтово-синий камзол, отделанный красным позументом.
– Разве сулийцы не славятся своей прозорливостью и стойкостью? – спросил он у зала.
Николай всерьез задумался о том, чтобы вручить ему медаль. Хотя, вероятно, это сделает уже Зоя.
– Так и есть, – подтвердила княгиня Карьева. – Мне неважно, откуда она родом. Но я склоню голову лишь перед королевой, что поднимается к небу на громадных черных крыльях, чтобы вселить ужас в сердца наших врагов.
Николай поднялся.
– Я говорю «да»! – воскликнул он, обращаясь к залу, и лицо его светилось надеждой и торжеством. – Мы принимаем королеву-сулийку, королеву-гриша, королеву Равки!
Никогда еще он не сиял так ярко и не казался таким величественным.
Равкианцы разразились приветственными криками, а на лицах фьерданских делегатов отразилось беспокойство.
Возможно, этого будет достаточно. Возможно. Этот момент был словно сделан из стекла, такой хрупкий, готовый разлететься на осколки от любого ее неосторожного движения.
